Пока она шла, а Ярослав гарцевал позади, она что есть силы воспламеняла в себе злость. Перебирала и перебирала в памяти все его проступки, возрождала негодование, зародившееся в момент, когда он не отвечал на звонки. Нет, тогда было не негодование, тогда она чувствовала страх. Да и вообще, как назло, в голову лезли только добрые воспоминания. Ярослав спешит к ней и протягивает платок, крутит педали, и блики солнца играют на его спине, смеётся и подхватывает её на руки, целует и касается локтя, щекочет, догоняет, отодвигает стул. Стоп! Стоп!
Ах да! Вот, вспомнила! Банковские карты! Он ведь их заблокировал! Все равно, что обчистил её. Ведь ни на одной не осталось наличных.
— Слушай, те деньги, которые были на моих кредитках… ты их куда дел? В благотворительный фонд, надеюсь, передал?
— Какие деньги?
— Говорю же: на моих банковских картах, — Вика продолжала идти как ни в чём ни бывало.
— Я не трогал их.
— Угу. Теперь уже не трогал?
— Да я их никогда не касался, — возмущение в голосе прямо так и сквозило искренностью.
— Да, ладно! — пропела Вика, — деньги с них своими ногами ушли. Очень мило!
— Ни счета, ни карты. У тебя что, деньги с них исчезли?
— О, только не прикидывайся, что впервые об этом слышишь! — она глянула через плечо.
— Впервые.
— Ненавижу тебя!
— Стой! — он схватил её выше локтя и придержал, — у тебя пропали деньги?
— Ничего такого, о чём бы ты не знал.
— Что бы ты ни думала, я не трогал твои счета.
— Конечно! — взбеленилась она, — что тебе до счетов, им ведь больно не сделаешь!
Ярослав промолчал.
— И ты выписал меня в никуда!
— Да, — он сразу отпустил её, — извини.
— Извини? Ты говоришь «извини», когда вышвырнул меня на улицу? Извини? Скажи, ты зимой бы сделал тоже самое? Да? Не отвечай! Я знаю! — она кричала. — Извини? Ненавижу тебя!
— Кто старее помянет, тому глаз вон!
«О-о-о!»
Ну что ей ещё сделать, чтобы он понял, наконец? Чтобы отказался от неё? Чтобы оставил её навсегда? Как же она его ненавидела! Вика быстро пошла прочь.
Да что толку? Он неотступно шёл следом.
Через день Ярослав приехал поздно вечером на своем шикарном авто и вручил ей договор дарения и ключи от квартиры родителей. Вика с трудом понимала суть разговора, только слышала отчаянный крик сердца: «Квартира мамы и папы!» Место, где она ничего не боялась: запертых замков, одиночества, темноты, холода, где ей никогда не было страшно и одиноко. В памяти сохранилась каждая щербинка на двери, неровность на стекле, мельчайшие щелочки в паркете. Зачем он так издевался над ней? Вика сощурила глаза, изо всех сил скрывая растерянность за безразличием:
— Хочешь вернуть мне дом родителей?
— Да.
— Аттракцион невиданной щедрости?
— Типа того.
Радость наполнила не только душу, но и окружающее пространство. Даже то, что такая мысль могла промелькнуть у него в голове, самая маленькая вероятность этой мысли — наполнила Вику счастьем.
Но разумом она понимала: очередная игра. Зачем он так? Вика почувствовала, как на глаза накатились горячие слезы, но нечеловеческим усилием воли сдержала их.
— Смеёшься? — Вика очень постаралась уловить подвох.
— Нет, — серьезно ответил он.
— Что ты хочешь взамен? — как бы это ни было нереалистично, но шанс вернуться в родительский дом, растить там ребёнка, жить недалеко от поликлиники, детского сада, повести малыша в свою школу, иметь водопровод и белую ванную — это было бы чудесно. Она, конечно, не позволила себе поверить, но израненная душа мечтала о приюте, поэтому, наверное, и осветилась. В этот момент Ярослав всё поставил на свои места:
— Позволь прикоснуться к твоему животу.
Вика замерла. Её рационализм был вынужден признать, что это невысокая плата. Особенно за все те блага, которые она себе уже нарисовала. Но щелочка, сквозь которую проникал луч надежды, закрылась. Что он попросит потом? Искалеченная самоуверенность потребовала не принимать подарков.
— Ты отдашь мне квартиру за одно прикосновение?
— Да.
— В собственность?
— Да. Сейчас бы я отдал тебе всё.
— Только одно прикосновение? — холодно уточнила она.
— Да.
— Не уверена, что ты не обманываешь меня, — Вика уже приняла решение.
Он молчал, глядя на неё голодными глазами.
— Сейчас? — спросила она.
— Да.
Вика покраснела. Видимо пауза тянулось долго, потому что Ярослав не выдержал:
— Ну, так что? — Вика видела пульсацию жилки на его шее.
— Нет, — она развернулась и открыла дверь нараспашку, прося уйти, — я тебе не верю. Никогда не поверю, — глаза щипали от собственного решения, но лучше она будет жестокой с собой. Лучше, чем будет жертвой жестокости.
— Ты никогда не простишь меня, да? — в тихом голосе Ярослава явственно звучала горечь, когда он переступил порог.
— Да, — она захлопнула дверь и закрыла рот рукой, чтобы он не услышал её жалобных всхлипов.