— Я про это и говорю. Зачем тебе свадьба? — Андрей подался вперед.
Как Ярослав ни старался сохранить спокойствие, внутри всё горело, и по лицу пробежала судорога. Ему не хватало воздуха, как это бывало в минуты душевных потрясений. Как может Андрей не понимать?
— Зачем? — вкрадчиво спросил он, и его остекленевшие глаза замерли на поверхности стола, — ты забыл, как действовал Белов? Забыл, как Мирослава рыдала у тебя в гараже? Помнишь? Когда эти ублюдки чуть не надругались над ней? — он с силой вдохнул. — Как тебе приходилось таскаться провожать ее на другой конец города? Как она тряслась от каждого взгляда? А помнишь, как Димке выбили зубы палкой? Как разбили окна в машине? Помнишь? Как мы каждый раз спрашивали друг друга, до каких пор это будет продолжаться, и чего еще ожидать? — он постарался не сжимать кулаки, ровно дышать, — зачем? Затем, что много ли ты знаешь женщин, которые помнят парней, с которым встречались до замужества? Всех ли они помнят? Одного, двух. Но я не знаю ни одной, которая забыла бы мужа. Развод — это всегда больно. Даже, если благоверный не делает ничего. Развод — это рана! И клеймо. И штамп в паспорте, — напряженный, он привстал, — и я хочу оставить на ней это клеймо. Пусть она не будет помнить про свою квартиру. Тем более про мою. Выйдет потом за какого-нибудь папика. Она всегда будет помнить, кто её первый муж. Понимаешь? Она всегда будет знать, почему я им был, — закончил он резко и откинулся на спинку.
Подошел официант. Ярослав выровнял дыхание: — Просто подготовь документы, — повторил он негромко и добавил стариковским голосом: — Я просто её ненавижу. Ничего с собой поделать не могу. Я ненавижу её! — он сжал губы в тонкую стальную полоску, мечтая ударить кулаком по столу, но сдержался. — Я ненавижу её.
Это был один из тех редких случаев, когда Андрей видел Ярослава без маски: жесткое лицо дышало неподдельной злостью и болью.
— Хорошо, — Андрей вздохнул.
Они не в первый раз говорили об этом. Если Андрей и не был ярым сторонником действий Ярослава, то и противником не был. Являясь свидетелем, и в некоторой мере участником событий, он разделял чувства Выгорского. Изучив в свое время судебный процесс, понимал, что у Ярослава не было другого выхода. Он тоже помнил страшный стук собственного сердца, когда Мирослава прибежала к нему в разодранном платье. В те дни закалялась его смелость, чувство справедливости и отвращение к людям, имеющим власть и использующим её в личных целях. Однако Андрей не считал Викторию Белову виновницей пережитого ими ужаса, тем более не думал, что она заслуживает жестокого или варварского наказания. Да, восстановление справедливости — дело хорошее. Но за чей счет?
— Ты же знаешь, я ради нее даже регулярным рейсом воспользовался, — заметил Ярослав насмешливо.
— И когда счастливое событие? — сдался Андрей.
— Седьмого июня.
— Ого. Вижу, вам не терпится? — скабрезность, кажется, так и рвалась с языка.
— Не шути, — губы Ярослава стали белыми как снег, — да, мне не терпится! — Внезапно он по-мальчишески улыбнулся, — кстати, требуется свидетель — это ты.
— Ну, нет! — Андрей поднял левую ладонь с протестом.
— Только попробуй прокатить меня — уволю.
Андрей фыркнул и посмотрел исподлобья:
— Это будет стоить очень дорого.
— Как обычно: работа в выходной день — двойная оплата.
— Но здесь не просто работа. Я, наверное, должен буду много улыбаться, веселить дам, красиво одеться,… что еще?
— Самое главное — не сболтни лишнего. Со стороны жениха будете только ты и Димка. Больше у меня ни родственников, ни друзей, ни коллег нет. Понял?
— Слушаюсь шеф, — Андрей отрапортовал, — ты познакомил её с Диманом?
— Нет! — Ярослав почти заорал, — но ты же знаешь этого любопытного стоматолога. Он сам наткнулся на неё, когда я был в Лондоне. Чуть мне все не испортил. Я ему вырву руки и ноги, как только он потеряет бдительность и попадется мне на глаза. В некотором смысле из-за него я вынужден был сделать предложение.
— Интересно.
— Что тут интересного? Конечно, она закатила скандал, когда узнала, что у меня есть брат, о котором я молчу. Звонить перестала. Я ведь сказал только про мачеху, наплел, что не общаюсь с ней. О Мирославе она не знает. Да больше ни ком! Только про Димку. — Ярослав сбавил тон. — Он обещал быть как мышь.
— Даже любопытно на это посмотреть.
— У тебя билеты в первом ряду.
Они разъехались затемно, когда силуэты деревьев, домов, троллейбусных проводов уже чернели на фоне последних зарниц неба. Осталась только одна серо-голубая полоска, которую Ярослав наблюдал в просветы городских строений, подходя к машине. Невзначай налетавший ветер шевелил молодые листья в сквере напротив, и они перешептывались сначала тихо, а потом все громче и громче, пока не утихали до нового порыва. С наслаждением Ярослав подумал о крепком сне, свежей постели и угодливой девушке, ожидающей его этой майской ночью.
Увы. Вика была не в настроении.