— Какого черта ты выставляешь напоказ свои прелести? — Ярослав окинул пренебрежительным взглядом её ноги, короткое платье и застыл, вперив взгляд в грудь, мерцающую в распахнутой шубе.
Вика открыла рот от изумления, пытаясь понять, что ему всё-таки нужно? Ничего путного ей на ум не приходило.
— Ничего я не выставляю, — ответила она совершенно невинным голоском, — а если и выставляю — это не твое дело!
— Ты позоришь себя, показывая сиськи всем на свете.
Он хотел унизить её, а это наоборот придало ей силы. Она выпрямилась и бросила на него высокомерный взгляд, машинально тронув палец, на который когда-то он надевал кольцо.
— Я позорю только себя, поэтому не понимаю, чего ты кипятишься.
Он будто бы не слышал её.
— Неужели не ясно, что к твоему наряду, не хватает только сутенера?
«Да! Она прекрасно осознавала это. Но где взять деньги на приличную одежонку?»
— Конечно, — улыбнулась Вика, — мне это известно. Как ты думаешь, почему я делаю это? — она говорила, а сама любовалась четким профилем, линией бровей, легкой щетиной, проступавшей на щеках и подбородке Ярослава. Она бы ещё раз выслушала его «не люблю» в обмен на возможность коснуться шеи, провести по вороту рубахи, расстегнуть запонки.
Его руки, лежавшие на руле, напряглись, судорога исказила лицо.
— Ты хочешь вывести меня из себя, да?
— Моя манера одеваться тебя не касается! — Вика заставила себя отвернуться от него и прекратить мечтать, — так же, как и всё остальное!
— Шалава! — взбешенно процедил он.
Вика, потрясенная, замерла. Несколько долгих мгновений воздух не проникал в легкие. Такое однажды с ней случалось. Давно, когда она была еще девчонкой и училась в классе, может быть, третьем.
Тогда был теплый летний вечер. Солнце село, и грачи шуршали на деревьях за рекой, устраиваясь в гнездах. На маленьком пустыре, где они с мальчишками играли в футбол, было безумно хорошо. Ребята как обычно не торопились расходиться по домам, хотя жившая в крайнем доме тётя Лида, Сашкина бабушка, уже дважды окликала. Вика стояла на воротах, когда Валька Юров со всей дури засандалил ей мячом в живот. Она согнулась пополам и не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Все сбежались, давали советы. Да что толку? Валёк потом долго извинялся, и она, конечно, его простила. Когда смогла говорить.
Вот и сейчас чувства были сродни испытанным в тот вечер. Она стала для Ярослава чем-то вроде мишени. Чем дальше, тем больше ему доставляло удовольствия мучить её. Она попыталась осознать, что происходило. Почему с ней?
Глаза щипало. Ей хотелось скорее оказаться в безопасности, подальше от него. Подальше от любви, которую он ей внушал, и боли, которую причинял. Тело заиндевело. Она вновь почувствовала себя беззащитной и одинокой. Из всех обвинений, которые он ей предъявлял, ни это ли было самое ужасное и несправедливое? Он упрекал её в том, что она родилась Беловой, и это была — увы! — правда. В том, что она тратила нечестные деньги — тоже правда. Но считать дурной девушкой её, которая кроме одного мужчины — его! — никого не знала?
Однако, то ли гормональный дисбаланс, то ли патологическая тяга к суициду толкнули её грудью на амбразуру, и она, окинув его взором типа «ты можешь смотреть, но ты недостаточно мужчина, чтобы потрогать», медленно сказала:
— Милый,… существует множество вещей в этом мире, сталкиваясь с которыми я чувствую себя не в своей тарелке… — долгая пауза. — До каких высот дорастет доллар,… участвуем ли мы в Украинском конфликте,… не начнется ли завтра Русская великая депрессия, где искать волшебный щуп под капотом машины? Но должна сказать,… — Вика намеренно облизнула губы и потянула время, разглядывая лак на ногтях, — какое платье надеть на шумную вечеринку… не относятся к числу этих вещей.
— Учитывая твое самомнение, я не удивлен, — осклабился он, и в уголках рта образовались злые черточки.
Она вспомнила, что перед ней человек, который не склонен проигрывать. Что бы она ни сказала, он ей не уступит. Он уже победил. Тяга к суициду испарилась. Надо было сказать что-нибудь нейтральное. Что-то такое, о чем говорят далекие друг от друга люди. О погоде, об экономике. Надо с ним держать тебя равнодушно.
— Куда мы едем? — выдавила, наконец, она.
— В публичный дом, — просвистел он сквозь зубы.
— Прекрати! — не выдержала она.
— Там тебе и место, — отрезал он зловеще.
— Как ты смеешь так говорить со мной? — прошипела она, не собираясь терпеть этого дальше. — Высади меня! — Вика потянулась к двери.
Его реакция была молниеносной. Стиснув, словно клещами, её руку, Ярослав повернулся и чуть не спалил её безжалостным взглядом. Боль пронзила запястье, Вика вскрикнула, пытаясь вырвать ладонь. Ей это не удалось — хватка стала только жестче. Она никак не могла сообразить, что ему от неё нужно? Приревновал из-за наряда? Это просто нереально. Глупо. Что тогда? Какое ему дело до её вида? Злился, что она работала в его компании? Зачем посадил в свою машину? Почему теперь она вызывала у него гнев, и куда он её вез?
— Так куда мы едем? — решительно спросила она.