Изнанка мира

Выяснилось, что у гостьи было странное, загадочное имя, звучавшее примерно как Эргрдрлэнгли. Поскольку первую половину этого слова каждый раз выговаривать было невмоготу, то они договорились, что Егор будет называть ее просто Лэнгли. Время быстро подкатывалось к ночи. Гостья расслабилась, черты лица ее подобрели, взгляд стал мягким, с веселой искринкой, и она, наконец, начала улыбаться, чем особенно обрадовала поэта. Она легко согласилась остаться в гостях до утра. Провожая женщину в спальню, Егор показал ей расположение бытовых удобств. В ванной Лэнгли открыла кран и резко отдернула руку от струи цвета крепко заваренного кофе. И хотя струя стала быстро светлеть, женщина очень испугалась, когда Блоков предложил ей принять ванну. В спальне, пожелав гостье спокойной ночи, Егор на несколько секунд удержал в своих руках ее небольшую упругую ладонь и долгим взглядом обвел ее лицо, встретившись с насмешливым фиолетовым взглядом. Бледно-розовые губы женщины дрогнули в улыбке.

— Я сейчас слишком переживаю о завтрашнем дне, — почти шепотом сказала она. — Он может оказаться очень тяжелым для меня.

Уходя, Блоков погасил свет.

В эту ночь поэт увидел страшный сон, будто кто-то позвонил в его дверь, и, открыв, он увидел владельца чемодана в облезлой шубейке и мохнатой собачьей шапке. Только лицо его было синее, глаза навыкате, а руки он держал скрещенными на груди, словно усопший.

— Надо об этом написать поэму, — глухим и тягучим голосом сказал он.

— О чем? — удивился Егор.

— Как о чем?! О чемодане! — закричал покойник. — Быстрей! Начинай! У тебя почти не осталось времени! Если не успеешь, они ее заберут!

— Кого? — снова удивился Егор.

— Быстрей! Быстрей! — кричал покойник, жутко вращая глазами.

Егор встал в позу, в которой он обычно читал стихи и продекламировал первое, что пришло в голову:

«Был поэту на ночь дан
Странный черный чемодан».

И в это время из чемодана донесся стук, который все больше и больше нарастал, сотрясая его корпус.

— Ты что, с ума сошел?! — кричал покойник.

— Почему?! — перекрикивая грохот, спрашивал Егор.

— Плохо! Никуда не годится! — сердито топал ногами синий тип в мохнатой шапке. — Давай сначала!

А чемодан уже прыгал, словно живой, по всей прихожке, и замки его силились раскрыться.

— Я не могу работать в таких условиях! — в отчаянии закричал Егор, но покойник уже исчез.

В это время чемодан развалился, и из него полезли змееподобные зеленые существа, в массивных головах которых зияли пустые черные глазницы. Они слепо тыкались во все углы, ища жертву, и, раскрывая бесформенные пасти, гипнотизирующими голосами вторили наперебой: «Верни нам Лэнгли! Верни нам Лэнгли!».

— Лэнгли! Беги через окно! — крикнул Егор, забыв, что живет на четвертом этаже, и выдавая чудовищам свое местонахождение.

Тут он проснулся. Было еще темно. Этажом ниже истошно лаяла собака. Затем она громко взвизгнула и умолкла. «Видно, поддал ей хозяин, чтобы спать не мешала», — подумал Егор и, мысленно чертыхаясь, снова погрузился с забытье.

V

Неверно, что Коряга, то бишь Сверчков, был человеком без определенного места жительства. Во всяком случае сам он так не считал. Летом он занимал брошенный на берегу ржавеющий катер, а зимой перебирался в подвал одного из пятиэтажных домов в микрорайоне геологов, где среди теплых труб оборудовал себе уютный уголок. Туда он и направился, выйдя из автобуса первого маршрута в тот самый вечер, когда убежал от прыткого преследователя. Спускаясь в подвал, привычно пахнущий пылью и дышащий обильным теплом навстречу, Коряга был, в общем, доволен. Главное — сумел уйти. Что же касается добычи, то, с одной стороны, возвращаться за ней рискованно, а с другой — риск может быть оправдан. «Утро вечера мудренее», — подумал Коряга, подлезая под трубу, чтобы забраться в свой угол. И тут ему почудилось, что за ним кто-то идет. Бомж сначала застыл неподвижно, а затем резко обернулся всем телом. Свирепое белое лицо, оказавшееся прямо перед ним, казалось виденьем, кошмарным сном, в котором изо всех сил хочется проснуться, и, как это часто бывает в кошмарных снах, проснуться было невозможно. Глаза, сверлившие его белыми точками зрачков на черном фоне, были глазами оборотня, глазами дьявола, кого угодно, но только не человека. В них Коряга увидел свою смерть.

— Я отдам! Отдам! — закричал он, стараясь опередить развитие событий.

Где?! — проревел оборотень, с трудом проговаривая каждый звук. — Где?!

Его цепкие, твердые пальцы больно впились в грудь жертве, словно собираясь разорвать ее на части.

— В доме, где мы были! В первом подъезде, третий этаж налево! — скороговоркой прокричал Коряга и понял, что продешевил, не потребовав никаких гарантий своей жизни.

Высокий, протяжный и жалобный звук пробежал по закоулкам подвала, утопая в толще бетона и рыхлости грунта. Лишь слабый отголосок его вырвался наружу.

— Ты слыхал? — спросил один из двоих подвыпивших мужчин, вышедших из ближайшего подъезда.