Изнанка психоанализа (1969-1970)

Слово отсутствие, absence, о котором я только что говорил, привело к забавной контаминации. Обратившись к sans, которое происходит, как считается, от латинского sine, что маловероятно, поскольку первоначально оно писалось как senz, мы обнаружим, что слово absentia, в аблативе, использовавшееся в юридических текстах, от которого и происходит куцее слово sans, без, — что оно, словечко это, уже произнесено было нами с самого начала нашего сегодняшнего разговора.

Так что же? Senz, потом (puis) без (sans) — не о могуществе ли (puissance) идет речь? — Не о потенции, этой воображаемой виртуальности, чье могущество от лукавого, а, скорее, о толике бытия внутри смысла (sens) — смысла не в качестве полноты смысла, а в качестве, скорее, того, что, как в словечках, нареченных по справедливости остроумными, бытует безотчетно.

Так происходит это, мы знаем, и во всяком поступке. В поступке, каков бы он ни был, важно то, что в нем безотчетно. Анализ усваивает себе эту истину, вводя понятие оплошности — единственного, в конечном счете, поступка, о котором мы твердо можем сказать, что он всегда оказывается удачен.

Вокруг этого разворачивается целая построенная на литоте игра, значение и смысловые акценты которой я попробовал показать на примере того, что назвал в свое время не без. Тревога — она не без объекта. Мы существуем небезотносительно к истине.

Но так ли уж верно, что найти ее мы должны непременно intus, внутри. Почему бы и не на стропе? Heimlich, unheimlich — каждый из вас, читая Фрейда, имел возможность усвоить то, что кроется за двусмысленностью этого термина — термина, который, не имея в виду чего-то внутреннего и в то же время косвенно на него намекая, как раз и подчеркивает тем самым странность того, о чем идет речь.

В этом отношении языки странным образом разнятся. Знаете ли вы, что homeliness значит, по-английски, бесцеремонность? А между тем это то же самое слово, что немецкое Heimlichkeit — только акценты расставлены в них совершенно по-разному.

Так и немецкое sinnlos переводится по-английски как meaningless, то есть словом, синонимичным французскому nonsensй, которым пользуемся мы при для перевода немецкого Unsinn.

Общеизвестно, что двусмысленность английских корней дает повод к поразительным смысловым разветвлениям. Так, наше без будет по-английски without, что означает вместе, будучи снаружи.

Истина действительно, похоже, чужда нам — я имею в виду истину нашу собственную. Она с нами, конечно, но без того, чтобы затрагивать нас так уж сильно.

Все, что можно сказать, это то, что я только что уже сказал — что мы не без нее. Литота, подразумевающая в конечном счете, что мы, будучи с нею рядом, без нее прекрасно бы обошлись.

Так и переходим мы от без к не без, чтобы оставить, наконец, без позади

2

Мне хочется здесь несколько отступить от темы и обратиться к автору, который, постулировав, что любая истина имеет форму суждения, и артикулировав то, что в знании как таковом, т. е. выстроенном на базе суждения, может выступать в строгом смысле слова как истина — то, что можно в качестве истины утверждать и отстаивать, — сделал из этого наиболее последовательные выводы.

Речь идет об авторе по имени Витгенштейн, и читается он, надо сказать, очень легко. За это я вам ручаюсь. Попробуйте сами.

Для чтения этого вам понадобится умение погрузиться в стихию чистого мышления, не ожидая при этом, по вашей дурной привычке, будто оно принесет вам какой-то плод. Вам очень хочется яблок, даже если приходится подбирать их с земли. Что вам обидно, так это не собрать урожая.

Показательно, однако, что единственная польза, которую вам из времени, проведенного в сени этой яблони, чьи ветви, я уверяю, могут оказаться для вас, при всей бесполезности их, весьма привлекательными, вам удастся извлечь, состоит в выводе, что истинным может быть только соответствие структуре — структуре, которую я, выйдя на минуточку из-под нашей яблони, назвал бы даже не логической, а, как сам автор, собственно, и говорит, грамматической.

Грамматическая структура образует для нашего автора то, что идентифицирует с миром. Грамматическая структура — вот что такое мир. И нет, собственно, ничего истинного, кроме сложного суждения — суждения, включающего всю полноту фактов, которые образуют собою мир.

Если мы введем в совокупность элемент отрицания, который позволит ее артикулировать, то получим путем подобного выбора целую совокупность правил — правил, которые образуют собою логику. Но совокупность, говорит автор, тавтологична. Другими словами, дело обстоит просто — все, что бы вы ни сказали, является истинным или ложным. Сказав, что это или истинно, или ложно, вы скажете чистую правду, но это, с другой стороны, упразднит смысл.