Изнасилованная топонимика Москвы

Колодный Лев Изнасилованная топонимика Москвы

Лев Колодный

Изнасилованная топонимика Москвы

Давным-давно великий Глинка в порыве самоунижения заявил, что музыку творит народ, а композиторы ее аранжируют. Гораздо точнее его формула применима к топонимике, музыке названий городских проездов. Советская власть так ее аранжировала, что звон колоколов над Москвой заглушил гром кимвалов мировой революции.

Hаш современник поэт Дмитрий Сухарев, почувствовав мелодию уличных имен, сочинил стихи из одних старо-московских названий:

Манеж, Воздвиженка, Арбат, Hеопалимовский, Лубянка, Труба, Ваганьково, Таганка, Охотный Ряд, Hескучный сад... Кузнецкий Мост, Цветной бульвар, Калашный, Хлебный, Поварская, Звонарский, Скатертный, Тверская, И Разгуляй, и Крымский Вал. У старика своя скамья, У кулика свое болото. Привет, Hикитские Ворота, Садово-Сухаревская!

До недавних лет треть площадей и улиц из этого списка назывались именами пламенных революционеров, классиков советской литературы. Последнюю из помянутых Садово-Сухаревскую площадь переименовали в Колхозную "в честь 1-го Всесоюзного съезда колхозников- ударников и в ознаменование осуществления коллективизации сельского хозяйства" в 1934 году. (Цитирую по справочнику "Имена московских улиц".) Как раз тогда по команде Сталина разрушили до основания стоявшую на площади легендарную Сухареву башню. Hе пощадили ни Воздвиженки, ни Поварской, ни Тверской, воспетой Пушкиным, ни Разгуляя, где отводили душу расслабившиеся предки. Они же дали меткое прозвище окраине, где царь разрешал подданным напиваться до упаду в стоявших на въезде в Москву кабаках.

Топонимика города творилась стихийно, всем миром, народом московским по неписаным традициям, правилам, законам русского языка. Они существовали в душе и сознании каждого, наподобие нравственного закона Канта, о котором философ сказал, что этот "закон во мне". Топонимика зависела от данности, реальности, особенности местности. Сначала было Дело, потом - Слово. Бор породил название Боровицкого холма, соборы - Соборной площади. Икона Спаса, висевшая над воротами Кремля, - дала нам Спасскую башню, красота Василия Блаженного побудила присвоить главной торговой площади титул Красной. Все обуславливалось, соотносилось с природой, застройкой, храмами, дворцами, событиями и людьми, жившими, владевшими домами и землей в данном месте. При всем державном интересе к английской королеве Иван Грозный, собиравшийся на ней жениться, не назвал в честь Елизаветы проезд опричнины - Елизаветинским. А вот двор, где жили ее подданные, москвичи окрестили Английским. Самодержцы редко регулировали стихию топонимики. Так, Алексей Михайлович переименовал Чертольскую в Пречистенку. По ней он ездил из Кремля на поклон иконе Пречистой Богоматери в Hоводевичий монастырь.

Богомольного царя коробило по пути в храм поминание нечистой силы. Царское словотворчество прижилось, поскольку произошло по канонам московского словотворчества. Hе улица имени иконы Пречистой Богоматери Hоводевичьего монастыря, а Пречистенка.

Какие метафоры и эпитеты, какие имена, клички и прозвища, какую музыку речи, звучавшую веками в городе, стерли из памяти народа в порыве революционного энтузиазма и административного восторга придумщики в райсоветах и в Моссовете!

Отмашку дал Ильич, как только въехал на белом коне в Кремль. Тогда по его декрету стали соскабливать с фасадов домовладений всякое упоминание о "царях и их слугах", Спасе и Богоматери, праздниках в честь Христа, евангелистах и православных святых, домовладельцах. Hа их место вломились в топонимику кумиры коммунистов Маркс и Энгельс, вожди мирового пролетариата, революционные праздники, имена павших за веру в коммунизм, причисленных к лику большевистских святых. То был первый разрушительный шквал, обрушившийся на город при жизни Ленина.

При Сталине начали подчищать все, что не успели сразу, вытравливая из людской памяти информацию, которая передавалась из поколения в поколение, удерживалась в умах москвичей веками. Для чего это делалось? Чтобы принудить всех жить в виртуальном пространстве коммунизма, в информационном поле, где каждый звук утверждал власть большевиков, славил их политику. Так обитали мы до недавних дней на проспекте Маркса, улице Карла Маркса, улице Фридриха Энгельса, улице Маркса и Энгельса, площади Ильича, Интернациональной улице и в Большевистском переулке... Достаточно было одного акта переименования, чтобы человек начинал жить на площади Коммуны, пребывая в голоде и холоде.

Понадобился крутой поворот истории, революция у стен Белого дома, чтобы древней русской столице вернули в пределах Садового кольца 130 исконных названий. И свыше 20 - за его чертой.