Изобилие

Что здесь важно – это невероятные всепроникающие свойства экспоненциально развивающихся технологий и поражающий воображение потенциал, который эти технологии имеют с точки зрения улучшения глобальных стандартов жизни. Конечно, долгосрочная перспектива, в которой в наш мозг будет встроен искусственный интеллект (AI), звучит заманчиво (по крайней мере, для меня), но как насчет ближайших перспектив, когда AI можно будет использовать для диагностики заболеваний, помощи в обучении наших детей или наблюдения за «умными» энергосистемами? Эти возможности огромны. Но насколько они огромны?

В 2007 году я осознал, что, если мы хотим начать стратегически применять экспоненциально растущие технологии для улучшения глобальных стандартов жизни, нам нужно знать не только, какие области растут экспоненциально, но и где они пересекаются и как могут работать вместе. Здесь был необходим макроскопический взгляд. Однако в 2007 году он был невозможен. Ни одно учебное заведение в мире не предлагало интегрированный междисциплинарный курс, сосредоточенный на экспоненциально растущих технологиях. Возможно, наступило время для университета нового типа, который был бы сосредоточен как на будущем стремительных технологических изменений, так и на решении самых серьезных мировых проблем.

Университет сингулярности

В древнейших университетах образование было религиозным[156] (первым учебным заведением такого рода стала одна буддистская школа, основанная в V веке в Индии). Подобный подход сохранялся и на протяжении всего Средневековья, когда многие главные европейские университеты находились в ведении католической церкви.[157] Система верований с тех пор могла измениться, но не суть учебного метода – и тогда, и сейчас он был основан на запоминании фактов. Этот акцент на зубрежку сохранялся неизменным в течение более чем тысячи лет, и лишь в XIX веке фокус слегка сместился с механического повторения знаний к поощрению эффективного мышления. Плюс-минус некоторые детали – и мы видим, что и сейчас находимся примерно в той же ситуации.

Насколько хорошо сегодняшние академические заведения приспособлены для решения важнейших мировых проблем? Современная ученая степень стала воплощением ультраспециализации. Типичная диссертация обычно посвящена теме, настолько непонятной простым смертным, что даже название работы мало кто может разобрать, не говоря уже о том, чтобы понять ее содержимое. И хотя такая экстремальная узость специализации имеет свои огромные преимущества, она же, как справедливо отмечает Мэтт Ридли, создала мир, в котором лучшие университеты редко выпускают из своих стен людей, умеющих мыслить интеграционно и макроскопически. Когда я изучал молекулярную генетику в МТИ,[158] я частенько представлял себе, как бы я объяснил, чем занимаюсь, своему прапрапрапрадедушке.

– Дед, – начал бы я, – смотри, вот у меня комок земли…

– Ты что, почвовед? – спросил бы он сразу.

– Нет. Но в этом комке, видишь ли, бурлит микроскопическая жизнь, живут существа, которые называются бактерии…

– А, так ты их изучаешь?

– Нет, – ответил бы я, – но внутри у бактерий есть такая… такая штука, которая называется ДНК.

– Так ты специалист в этой… в ДНК?

– Не совсем… Понимаешь, внутри у ДНК есть такие сегменты под названием гены – нет-нет, это тоже не моя специальность! – и вот в начале этих генов имеется так называемая промоторная последовательность…

– Э-э-э…

– И вот в ней-то я как раз специалист!

Миру не нужен еще один исследовательский университет, производящий узких специалистов. У нас их уже достаточно. Заведения вроде МТИ, Стэнфорда или Калифорнийского технологического института уже отлично справляются с созданием супергениев, которые смогут блеснуть в своих микроскопических нишах. Что нам нужно – так это место, куда молодой человек сможет отправиться, чтобы узнать о самых масштабных и дерзких идеях, о тех экспоненциальных возможностях, которые описываются словами Архимеда: «Дайте мне достаточно большой рычаг и точку опоры – и я переверну мир».