Изобилие

ДЖЕК: Попробуй вести себя, как даме подобает. У тебя там под низом всем все видно было.

МЭЙКОН: Давай, еще покружимся.

БЕСС: Мне больше не хочется танцевать.

МЭЙКОН: Кончай. У тебя получается.

БЕСС: Нет, пожалуйста, оставь меня.

МЭЙКОН: Ну, тогда я знаю, что: почему б тебе нам не спеть?

БЕСС: Я не пою. Ты ведь знаешь, что я не пою.

ДЖЕК: Правильно. Она мне сказала, когда мы поженились, что никогда в жизни не пела. Разве ты не говорила про это в самый первый день, когда мы встретились?

БЕСС: Это так. Одно время я пела, но больше не пою.

МЭЙКОН: Ну, если ты пела когда-то, то сможешь спеть снова. Да, я ведь даже, кажется, слышала, как ты поешь, когда белье стираешь.

БЕСС: Да разве ж это пение, это больше мычанье.

МЭЙКОН: Ну, раз ты можешь мычать, так и спеть сможешь. Прошу тебя, спой нам песню. Мне хочется послушать.

БЕСС: Можно, Джек?

ДЖЕК: Почем я знаю, можешь ты или нет?

БЕСС: Что ж, я в самом деле вот эту песенку помню.

МЭЙКОН: Хорошо, давай послушаем. Вот ты на сцене. Вся сцена приготовлена для тебя. Поднимается занавес. Попросим Бесс Флэн с ее песней! (Аплодирует.)

БЕСС (поет): Где-то в долине

В дальней дали

Ветры подули

С края земли

С края земли, милый

С края земли

Ангелов в Небе

Люблю я одних...

МЭЙКОН: Это было чудесно.

БЕСС: Я... я, наверное, забыла эту песню. Немного. Как там поется.

УИЛЛ: Я знаю эту песню. Я ее раньше слыхал. Ты неправильно спела.

МЭЙКОН: А другую знаешь?

ДЖЕК: Она и этой-то не энала.

МЭЙКОН: Она вспомнила ее почти полностью, к тому же, у нее такой славный голос.

ДЖЕК: Не знаю я ничего про пение, но мне кажется, что раз уж взялся петь песню, так хоть слова знать нужно.

БЕСС: Я раньше много песен знала. И все наизусть. Просто я не пела с тех пор, как сюда приехала. Смешно так, когда горло распахиваешь, чтоб спеть. Как будто кто-то другой поет. Кто-то другой, а вовсе не я. Я, наверное, наружу выйду, там луна светит, нарву ночного жасмина у пруда. Меня его аромат притягивает. Его запах и лунный свет. (Уходит.)

ДЖЕК: Ни с того ни с сего, кажется, в уме повредилась.

МЭЙКОН: Мне кажется, ты ее обидел.

ДЖЕК: Что? Да ничего подобного. Я ж не сказал ничего против ее пения - кроме того, что слова подучить надо.

МЭЙКОН: Может, тебе стоит сходить посмотреть, как она там.

ДЖЕК: Она не хочет, чтобы я к ней ходил.

МЭЙКОН: Почему же?

ДЖЕК: Злится на меня из-за своего проклятого пения.

УИЛЛ: А пирога больше нет, наверное.

МЭЙКОН: Нет.

УИЛЛ: Глаз болит. Уже можно вынимать его на вечер. (Мэйкон идет к двери.) Куда ты? МЭЙКОН: Проверю, как она там. (Уходит. Из-за сцены.) Бесс... Бесс...

УИЛЛ: (после паузы): Как ты думаешь, с ними ничего в темноте не случится?

ДЖЕК: Не знаю.

УИЛЛ: Там дикие звери бродят в такое время. Койоты уж точно есть. Медведи и волки.

ДЖЕК: Может, и индейцы.

УИЛЛ: Мэйкон! Мэйкон! (Уходит.)

МЭЙКОН (из-за сцены): Что? Чего?

УИЛЛ (за сценой): Мэйкон, вернись сюда. Я сам приведу Бесс.

Джек встает, подходит к столу и наливает себе в стакан. Входит Мэйкон. Джек смотрит на нее, затем опорожняет стакан.

ДЖЕК: Виски?

МЭЙКОН: Нет.

ДЖЕК (наливая себе еще): Ты уверена... Мэри Кей?

МЭЙКОН: Не называй меня так. Никогда.

ДЖЕК: Ладно. Вот тебе твои гребни. Я их держал, ты просила. Хорошенькие. И счастливые. Счастливые, что гладят тебя по волосам.

МЭЙКОН: Не разговаривай со мной. Сиди, где сидишь, и не говори со мной.

ДЖЕК: (после паузы): Мэри Кей, Мэри Кей, Мэри Кей.

МЭЙКОН: Закрой рот.

ДЖЕК: Ты не выходишь у меня из головы. Во всей голове крутишься. Ты для меня более явна, чем любая другая мысль. Я не могу тебя оттуда вытащить. Выбить не могу; выпить не могу; выкричать не могу. Никогда, никогда. Ты вечно там.

МЭЙКОН: Прекрати. Не надо. Перестань.

ДЖЕК: Неужели ты не видишь, что я не могу справиться со своими чувствами к тебе?

МЭЙКОН: Слушай, я не хочу никаких дел с тобой. У меня есть муж, Уилл. У тебя есть жена, Бесс, мой самый дорогой друг. Я бы никогда даже помыслить не могла о том, чтобы предать ее чувства. Никогда, никогда, даже если б мне было до тебя дело, а его нет и никогда не будет, и никогда не может быть. Потому что, если говорить по всей правде, в тебе нет абсолютно ничего, что я бы могла вытерпеть. Ты гадок и себялюбив, ты лжец и змея. Я плюю на твою могилу, и жалко, что ее нельзя выкопать так быстро и так глубоко, чтобы мне понравилось.

ДЖЕК (после паузы): Что ж, я только одно спросить хочу. Ты мне одно скажи. Зачем ты попросила меня подержать тебе гребни? Ты выбрала меня, чтобы я их тебе держал. Ты вложила их мне в руку. Зачем ты это сделала? А?

МЭЙКОН: Потому что я... Ты стоял ко мне ближе всех, и я поняла, как я боюсь, что когда начну танцевать, гребни вылетят у меня из волос и потеряются где-нибудь в далеком, дальнем углу комнаты. Ты должен знать - то есть, это всем известно, - что можно попросить кого-нибудь подержать тебе гребни и, однако, верить всем своим сердцем и существом, что ненавидишь его, и что он хуже некуда, но тебе просто нужно, чтобы он подержал тебе гребни, а случилось так, что он - вот, стоит руку протянуть...

ДЖЕК: Ты в самом деле много говоришь. Заговариваешься. С чего бы?