Изобличить вертопраха желаете?

–– Что ты наделал, Мах! Так я ее никогда не успокою.

–– Извини. Как-то оно случайно вырвалось. Но девочка, ты же хотела поиграть в детектива, так? Вот и… с боевым крещением тебя. И это еще цветочки!..

–– Ну, все! – зарычал на друга Наумов. – Кто тебя просил лезть? Мы сами со всем разберемся. Правда, Ника? Вот поедем сейчас домой, там приведем себя в порядок…

–– А тебе-то чего себя приводить в надлежащий вид, Наум? Он у тебя и так… даже костюмчик не помял, уложив и отправив в беспамятство двоих вооруженных бугаев. Весь урон понесла рубашка… от слез невесты.

–– Заткнись, сказал. Не до тебя, Мах. Ника, обопрись на меня. Пойдем туда. Да, там стоит моя машина.

–– А капитан? А дача показаний свидетельницей, она же пострадавшая? Или, может, соучастница? Все же вертеп посещала твоя детка! А много-много часов в казенном доме? – кричал им в след веселый Махов.

–– Сам со всем разберись! И пошел к дьяволу, Тим! И еще, мне до утра не звонить! Все понял?

–– Как не понять…

А повез Наумов Нику не куда-нибудь, а в свой дом. Воспользовался ее состоянием? Разумеется. И он считал, что имел на то право. Из рук врага вырвал? Вырвал. От насилия спас? Спас. От долгих бесед с представителями правоохранительных органов оградил? Еще как. Мог рассчитывать на благодарность? Да он был абсолютно в том уверен. А чего хотел от этой женщины всю последнюю неделю? Нет, в постель уложить, это само собой. Но теперь ему этого было уже мало. Он стремился сделать Нику своей, и только своей. И заботиться о ней в обмен на женские ласки и тепло, и охранять от всех напастей. А больше всего от нее самой. Это надо, куда ее игра в детектива завела. А если бы погибла, неразумная и упрямая малышка. Но ничего! Вот он на ней женится, дома запрет, разумеется. Ни в какой-нибудь обычной панельной башне, на элитной жилплощади поселить собирался. Более сотни квадратных метров имел в собственности, на которых его женщину будет окружать уют, изыск и безопасность. Нет, своим вниманием тоже окружил бы. Это обязательно. Каждый вечер собирался теперь домой являться, как в нем станет жить Вероника. Все, конец пришел его ночевкам, где попало.

–– Это куда ты меня везешь, Наумов?

О! Пришла в себя ненаглядная. Надо было скорее усыплять ее настороженность. Смотрите-ка, в миг дорожки от слез на начавших краснеть щеках высохли. И глазами засверкала. А где же благодарность за спасение?

–– Как и сказал… домой.

Глаза Ники были широко распахнуты, и она ими обводила поднимающийся шлагбаум, охранника, въезд на личную стоянку жильцов до боли знакомого дома.

–– Это не мой дом, Наумов. А ты сказал… О! Облапошил? Как ребенка малого провел! Воспользовался моим бедственным состоянием и…

–– Вот именно! Ты так рыдала!.. Нос и веки распухли, тушь потекла…

–– Да ты что? Все так ужасно?

–– Следовало немедленно с этим что-то делать. Ну, там… умыть, дать лекарство. А где это все возможно сделать? И моя квартира оказалась под боком. А еще я терпеть не могу женских слез. Кстати, пообещай мне, детка, что больше никогда плакать не будешь. Ну?

–– Что? – она захлопала слипшимися от недавних слез ресницами. – Совсем ты мне голову задурил, Наумов.

–– Ладно. Потом обещание дашь. А сейчас выбирайся из машины, милая – мы приехали.

И надо же было такому случиться, вошли в подъезд и около лифта, нос к носу, столкнулись с Макеевым. Бывший жених только-только руку от кнопки вызова кабины убрал, но до собственного туловища ее не донес – зависла его рука. И сам Леонид тоже… завис. И еще онемел. В нем теперь жили только глаза. Они так и замерли на подошедшей к нему паре. И Ленька так и не отмер, пока Ника с Вадимом проходили мимо, вставали в лифт, в ожидании на него смотрели, не дождались никаких действий и так и уехали наверх.

–– Эко, его расплющило! – хмыкнул задумчиво Наумов.

–– Вот видишь! А я говорила, что с этим домом у меня связаны не самые лучшие воспоминания.

–– Знаешь, я, пожалуй, подумаю, чтобы сменить жилье… этот тип еще тут будет перед глазами мелькать…

–– Он нас видел, Вадим. Тебя это не тревожит?

–– Нет. А должно?

–– Но может же, черте что, подумать.

–– Это его дело. Стоп! А почему я должен переживать, что про меня подумает этот Макеев?

Но Ника его, похоже, не слушала. Она вспомнила, что недавно пережила, и как в данный момент выглядела.

–– Это ужасно. Я же сейчас на чучело похожа.

–– Нашла, о чем волноваться… Что? Я не то сказал? Извини, малышка. Просто для меня такое вот твое лицо… и оно вполне милое. Ты мне всякая нравишься.

–– ПФ! Всякая! Ой!

–– Осторожно. Зачем ты прижалась к дверям? Это опасно. Еле успел подхватить. Ух, и натерплюсь, я, похоже, с тобой, милая.

–– А почему такие мечтательные ноты? Как будто о чем-то хорошем говоришь… Не переживай, Наумов, я сейчас только умоюсь и… Вау, какой интересный интерьер!

–– Нравится? – Вадим разулыбался, как мальчишка, он и чувствовал себя в тот момент также.

–– Угу. У тебя здесь необычно, – кивнула Ника головой, проходя дальше в квартиру. – Так вот! Я сейчас только приведу себя в порядок, потом вызову такси и…