Изобличитель. Кровь, золото, собака

– Тут, ваше благородие, ответ может быть один-единственный. Кому-то из троих деньги понадобились ну как есть до зарезу. Мало ли зачем – столько всякого в нашей жизни случается. Только так и обстоит: вдруг нежданно-негаданно попал человек в такой оборот, что либо кради, либо иди топиться. Оно с любым может случиться, не только с приказчичьим сословием. Вон в книжке про Шерлока Холмса не приказчик, а целый граф…

– Ладно, помолчи, – сказал Ахиллес.

Он был доволен: по всему выходило, что рассуждения двигались по верному пути: кто-то из троих попал в положение, когда или кради с немалым риском, или топись. Прав Артамошка: и с графами всякое случается, не то что с мелкотой приказчичьей, даже короли старинных времен, как он прекрасно помнил из гимназического курса истории, в лютые долги к ростовщикам влезали…

Потом ему пришло в голову, что он, возможно, упустил еще одно направление в едва начатом расследовании. Предположим, кто-то из двоих старших решил завести собственное дело, не откладывая, и подвернулось ему что-то крайне заманчивое: может, лавка, способная при умелом ведении дела принести хозяину неплохой доход, может, возможность выгодно вложить деньги в прибыльное предприятие вроде скупки шерсти у татар из местечек поглуше – они не так искушены в торговле, как их соплеменники, обитающие поближе к цивилизации в лице Самбарска, могут отдать гораздо дешевле. Загвоздка в одном: имеющихся в наличии денег недостаточно и для первого и для второго. Быть может, и нужно было иметь еще сотню, но не было ее, вот и пришлось рискнуть. Стоит, пожалуй что, поискать и в этом направлении – тут уж придется действовать через Митрофана Лукича, превеликого знатока торговых дел города, как любой здешний купец, и такого простой слежкой не откроешь…

Артамошка смотрел на него выжидательно, не без любопытства – чуял некоторую необычность такого разговора.

– Слушай внимательно, – сказал Ахиллес. – Хочу я дать тебе одно поручение…

В отличие от Митьки, принявшего поручение прямо-таки с восторгом, Артамошка оказался орешком покрепче. Ахиллес с ним возился более четверти часа, уламывал, как говорится, и крестом и пестом. Хитрый, неглупый малый такого всерьез опасался – к чему, надо признать, имелись все основания. Нижний чин, переодетый в партикулярное платье, приловлен в питейном заведении или просто встречен на улице кем-то из офицеров его полка… При самом худшем исходе попахивало и арестантскими ротами…

Ахиллес изощрялся в красноречии так, что сам себе удивлялся.

Напоминал, что полк выведен из города и в Самбарске осталось лишь малое число офицеров, которые никогда не посещают питейные заведения вроде тех, в котором предстоит действовать Артамошке. К тому же все будет происходить вечерней порой, когда женатые офицеры сидят либо дома, либо в собрании, да и холостые не имеют привычки расхаживать по улицам – разве что пойдут прогуляться с барышней, что не редкость здесь. Однако в этом случае они никак не станут приглядываться к прохожим настолько уж внимательно, чтобы опознать в очередном молодце, одетом приказчиком или мастеровым, Ахиллесова денщика. Все внимание будет уделено как раз барышне.

Потом Ахиллес клялся словом офицера, что в случае каких-то неприятностей они с Митрофаном Лукичом из кожи вон вылезут, чтобы Артамошку выручить. Убедительная ложь уже подготовлена и продумана – это не Артамошка проказил, это Ахиллес его принудил так поступить – чтобы последить за одним из приказчиков Лукича, который, есть серьезные подозрения, украл у Ахиллеса из флигеля серебряный портсигар.

Потом вновь пригрозил возвращением в строй, где, забыв о привольной, что там, жизни денщика, придется еще полгода тянуть наравне со всеми нелегкую солдатскую лямку, от которой Артамошка как-то уже отвык и всерьез рискует налететь как на взыскания, так и на затрещины фельдфебеля Рымши. А ведь Ахиллес может его и специально попросить быть с его бывшим денщиком, оказавшимся ленивым и вороватым, построже. (Он, конечно, никогда бы не поступил так гнусно, но Артамошка-то об этом не знал…)

Очень похоже, окончательного успеха он добился, когда отдал денщику те пять червонцев и сообщил, что Артамошка, независимо от исхода дела, получит еще столько же – так что ровно половина из недостающей для покупки скобяной лавки суммы уже в наличии. Да вдобавок, если благодаря Артамошке выяснится что-то полезное, Лукич может и дополнительное вознаграждение выдать, он не скряга…

Так что в конце концов Артамошка сдался и согласился взять на себя роль помощника сыщика, то бишь в данном случае Ахиллеса. Что любопытно: когда они уже обсуждали детали и подробности, у Артамошки, такое впечатление, прорезался некий азарт. Ахиллес подозревал, что проистекает это из той же любви к похождениям Шерлока Холмса, что имела место быть и у Митьки, и, что греха таить, у него самого. Разве что азарт этот выражен не столь явно и бурно, как у Митьки – Артамошка, в конце концов, не мальчишка-гимназист. То, что у них с Митькой был один Шерлок Холмс, а у Артамошки другой, надо полагать, дела не меняло…