Изображая Обломова

Бородавчатый — Фекла Ульяновна права. Где мы стоим? Не на каком–то там подозрительном углу имени какой–то там…, извините, дружбы народов. На пересечении улицы Герцена и улицы, заметьте, Ленина Владимира Ильича! Коммунист, не коммунист — должны все же как–то уважительно относиться к нашему великому историческому прошлому. (с отвращением смотрит на Обломова) А тут — сплошной целлюлит. И физиономия…тфу! И еще эти пивные ящики. Чему они учат молодое поколение?

Желтый: — Цинично даже как–то. Классик же, мрамор не копеечный использован, бюджетные деньги потрачены, а что мы видим?

Начальник: — Это не мрамор, я отчет смотрел. Это металлокерамика. Как вон зубы у меня (ощеривается, щелкает) — В спецполиклинике делали. Не дешевое, между прочим, удовольствие. А вот если подсчитать…Вообразить страшно, сколько зубов из этого дивана пенсионерам бесплатно можно было вставить!

КАРТИНА 4

На площадь подтягиваются люди с плакатами и знаменами, возглавляемые Активистом. С собой несут ящики для мгновенного сооружения трибуны. Привычно действуя, сооружают за диваном помост.

Активистдокладывает Начальнику: — Наш городской актив поднят по тревоге. Вот, Семен Никонорыч, 12 душ, успели сорганизоваться в порядке аврала. Вы ж не предупредили. Хорошо, инвалид второй группы Сидоров пораньше вышел в магазин на колбасу смотреть. Заметил митинг. Так уж людей не обидьте. Как всегда — по стольнику за участие. Кто со своим агитинвентарем — по 150.

У пожилой активистки (она же Бабка) плакат «Деловому человеку — курс в новое будущее. (Приписано фломастером: Голосуй за Штольца!)

Начальник к Бабке: — Какого такого, мамаша, нового курса?

Бабка: — Ну, какой уж сегодня есть, сынок. Не переписывать же каждый раз. Курс на светлое будущее, он всегда будет правильный, хошь при царе, хошь сейчас. Потому как прогресс, он и есть — прогресс!

Гражданин с плакатом: «Вперед к победе российской экономики!», прорывается на «трибуну», пламенно произносит в камеру:

— Обломов бессмертен! Обломов — буревестник экономических сдвигов. Вот он лежал, лежал, никому не жаловался, не пил, не бил, интервью разоблачительных прессе не давал, а крепостное право взяли — да и отменили! А у нас теперь что? И ропщут, и ропщут… А кто антиобщественный элемент — те даже пьют и убивают. В то время как порядочные люди в стороночке отдыхают. Отдых он что? Когда от пакостей, кляуз и противозаконных действий — очень даже позитивный процесс! Народ оказал правительству большой кредит доверия и оно…он…тьфу, они, то есть мы — вместе должны оправдать его! Ему. Нам…(окончательно запутался)

Прорывается человек, отдаленно напоминающий густой растительностью опустившегося, испитого Пушкина.

«Пушкин»встает в позу, декламирует с надрывом: «В нас всех горит еще желанье! Под гнетом власти роковой своей измученной душой (Активисту, пытающемуся оттащить его: Отзынь, холера!) Своей измученной душой отчизны внемлем призыванье!»

Активист (оттаскивая его в сторону): — Тебя, Пушкин, у меня в списках нет. Не тебе про власть высказываться — роковая она или еще какая. Нам — городскому активу, где сплотились лучшие люди, алкаши с белой горячкой не нужны.

«Пушкин»: — Так я ж в завязке! Я в русле времени. Я про душу хотел сказать! Желанье то у нас всегда горит!

Его место на «трибуне» перед камерой занимает Гражданин на протезе с плакатом — «Долой олигарховщину!»

— Обломов мертв, как герой, как провозвестник. Сбросить его с корабля современности. Разворовали страну в сговоре. Вместе с его дружком иностранным капиталистом Штольцем. У меня жена парализованная, сам я инвалид второй группы… А в магазине никакого дефицита — это ж издевательство! Раньше хоть достать было можно. А тут безобразие сплошное: мало того, что пива, хоть залейся, так и ОНА — колбаска — свободно лежит! Бери ее, мамочку. А на какие шиши? Не знаю, как Обломов, а я колбаски отродясь жаждал. Сколько себя помню, на всех трудных этапах созидания нашего многострадального государства — жаждал!. (плачет, тычет пальцем в диван) А он жрал!

Начальник (в микрофон): — Уберите камеру. Митинг считаю несанкционированным. Прошу всех разойтись по домам.

Активистему: — Как это по домам? А народ что, задарма работал? На халяву хотите иметь голоса?

Начальник (отвернувшись, дает ему деньги) — Следующий раз выходить только по команде.

Люди расходятся.