Гречко. - Здравствуй, Анатолий Владимирович.
Тарасов. - Здравия желаю, товарищ маршал.
Гречко. - Погода сегодня. Совсем майская. Мне всегда в мае удивительно хорошо дышится. А что, Анатолий Владимирович, сразимся на корте.
Тарасов. - Не могу. Я не в форме. Да и нога побаливает, а проигрывать я вам не имею права.
Тарасов. - Мои ребята моментально узнают, что я вам проиграл и начнут гадать: то ли я плохо играю, то ли умышленно проиграл министру обороны маршалу Гречко. Оба варианта допустить не могу. Мнение коллектива для меня очень важно. Сами понимаете.
Гречко. - Стратег. Что же. Объяснение твое я принимаю, но и ты от меня кое-что прими. Гриша.
Гречко. - Вот, Анатолий Владимирович. Хотел тебя в кабинете своем уважить. Чтобы по всей форме. Но раз так вышло. Принимай здесь. Подарок тебе от министерства и от меня лично.
Тарасов. - За что, товарищ маршал?
Гречко. - За упрямство твое. За что же еще. За то, что высоких чинов не боишься.
Тарасов. - Это просто часть моей работы, товарищ маршал.
Чернышев. - Не могу с этим согласиться. Использовать хоккейных генералов как пехоту. Вот что такое твоя система.
Тарасов. - У меня данные. В Любляне мы проигрывали концовки третьих периодов. Силенок не хватало, а раньше хватало.
Чернышев. - Но чемпионат то мы выиграли. Опять же за счет действий солистов.
Тарасов. - Бобровщина.
Чернышев. - Пускай бобровщина. Но ведь результат есть. Если бы я тогда заставлял Боброва выполнять такой объем работы, который ты предлагаешь, разве приносил бы он результаты? Мы должны холить и лелеять мастеров. Твоего Фирсова, моего Мал с этим согласиться.
Тарасов. - Почему сдали третьи периоды. Солисты охрипли. Не смогли держать высокую ноту. Догоняют нас, догоняют, Аркадий, разве ты не видишь. Чехи, шведы.
Чернышев. - Усилим тренировки.