– Лева, не в обиду тебе будет сказано, но ты уже много лет считаешь свое мнение единственно верным. Тебя переубедить невозможно. Если уж ты во что-то упрешься, то тебя тягачом не сдвинешь, – грустно заметил Стас. – Ты вспомни свой с ним разговор. Я уверен, что ты там свой характер вовсю проявил. Вот и понял он, что закатаешь ты его по полной, несмотря ни на что, – а это ведь пожизненное, и решил, что лучше уж он сам, пока такая возможность есть – в колонии-то ее уже не будет.
– Стас, ты прав! Характер у меня дерьмовый! Но что выросло, то выросло. Давай лучше думать, что делать. Мне надо работать как проклятому, документы не просто читать, а анализировать! Здесь я это делать не могу – после Тамары надо и замки в двери поменять, и на «жучки» квартиру проверить, а у меня на это нет ни времени, ни сил – все потом.
– Петровка тоже отпадает – во-первых, ты там с голоду помрешь, а во-вторых, пусть после истории с Шатровым шум поутихнет – сам знаешь, как нас там все любят. Остается проситься на постой к Степану. Причем нам обоим, чтобы я тебе и помогал, и готовил – если тебе под нос тарелку не сунуть и не ткнуть в нее носом, как котенка, то ты сам и не вспомнишь о том, что надо есть.
– С Петром надо посоветоваться, – заметил Гуров.
– Обещал в обед приехать, – сказал Стас. – Пойду гляну, что в холодильнике осталось. Все голодные приедут, и их покормить надо, да и самим поесть.
Крячко ушел на кухню, а Гуров остался в гостиной и начал размышлять, где же он мог так страшно ошибиться.
К приезду Петра, а потом Степана некоторое подобие обеда было готово, но они не столько ели, сколько обсуждали дело. Степан сразу согласился пустить к себе Льва и Стаса и даже пообещал, что сам с ними поселится, чтобы дело шло быстрее. Крячко попробовал заикнуться о том, что тогда Лика может им готовить, но Савельев отмахнулся – она слишком занята. Надолго откладывать не стали, и «великое переселение народов» состоялось сразу после обеда, как только посуду помыли.
Не успел Гуров устроиться на новом месте, как Крячко привез ему всю документацию и отправился домой за вещами, следом Степан привез еще одну кипу, и гора получилась впечатляющая. Но Льва это не пугало, ему нужно было занять свою голову работой, чтобы не думать о том, что по его вине мог умереть невиновный человек…
Дни слились в один, время суток никто не различал, спали тогда, когда сил не оставалось уже совсем, а проснувшись, снова принимались за документы. В стопу совершенно бесполезных бумаги откладывали только после того, как их просмотрели все трое и все пришли к выводу, что они не нужны. По несколько раз в день приезжал Орлов, смотрел документы, давал советы и возвращался на службу. Гуров работал без отдыха и продыха, прерываясь только на короткий сон и еду. Крячко, которому Степан тихонько сказал, что если Лев выяснит, что из-за его ошибки погиб человек, то застрелится, потому что жить с этим не сможет, бдил за другом изо всех сил. Кстати, Орлову Стас об этом тоже сказал, и тот забрал из их сейфа и положил в свой кобуры с пистолетами – так спокойнее будет.
Все решилось в один день, в четверг! Степану утром позвонили с работы и велели приехать, а Лев со Стасом работали с документами, когда Гуров взял в руки протокол допроса одной официантки, пострадавшей от осколков в павильоне. Он начал читать его и почувствовал, что ему стало нечем дышать, а сердце забилось где-то в горле. С огромным трудом он взял себя в руки, дочитал и обессиленно откинулся на спинку кресла. Встревоженный Крячко подскочил к нему, взял листок, прочитал сам, и ему стало страшно за друга.
– Стас, я убийца, – тихо проговорил Гуров. – Лазарев погиб из-за меня. Наташа… Ну, жена Зубренка… Она сказала, что за самым крайним столиком во втором ряду справа от них, то есть за шестнадцатым, сначала никого не было, а потом туда села какая-то семья. А когда она в следующий раз туда посмотрела, то там уже была другая семья. Да не другая семья была за шестнадцатым столиком, а та же самая! Это просто другой столик стал крайним! Вот! – Он показал на листок в руках Крячко. – Эта официантка показала, что какой-то мужчина взял и перенес свой столик из последнего ряда поближе к сцене и поставил его во втором ряду, чтобы его детям было лучше видно. И они оказались прямо под светильником. А официанток и администратора заранее предупредили, чтобы они ни в коем случае не спорили с гостями, вот она и не решилась сказать тому мужчине, что по технике безопасности столики под светильниками ставить запрещено. Оказывается, ни один светильник над столиками не висел! Только по периметру! Если бы тот мужчина со своей семьей остался на месте, светильник упал бы на пол и просто разбился, как и два других! Я идиот! Чугунов же мне русским языком сказал, что три светильника упали очень быстро, один за другим и почти одновременно! Никакая паника не успела бы подняться!