Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев

По тону этих слов, по ударению на слове «бедняга», по торжественному молчанию, по тому, как кое-кто тут же заерзал, двинул стулом, я заключил, что этот Чарли мертв, точнее, умер совсем недавно.

Морель продолжил, словно спеша развеять общую грусть:

– Но он со мной. Если кто-то пожелает увидеть его, я могу показать. То был один из моих первых опытов, увенчавшихся успехом.

Он остановился. Казалось, он заметил, как настроение в зале снова переменилось (сперва слушателям, пребывавшим в приятной скуке, сделалось не по себе, они слегка осуждали его за допущенную бестактность: в шутливой речи вдруг напомнить о мертвеце; теперь они были в недоумении, почти в ужасе).

Морель поспешно вернулся к желтым листкам.

«Уже давно мои мысли были заняты двумя важнейшими предметами – моим изобретением и…» Сейчас между Морелем и аудиторией опять установилась симпатия. «Например, я разрезаю страницы книги, гуляю, набиваю трубку и рисую себе счастливую жизнь с…»

Каждая пауза вызывала бурные аплодисменты.

«Когда я закончил свое изобретение, мне захотелось (сперва это была просто фантазия, потом – захватывающий проект) навечно воплотить в жизнь свою сентиментальную мечту…

Мысль о том, что я наделен высшим даром, и уверенность, что легче заставить женщину полюбить себя, чем создать рай, побудили меня действовать без долгих размышлений. И вот надежды внушить ей любовь остались далеко позади, я уже не пользуюсь ее доверием и дружбой: я лишен точки опоры, у меня нет желания жить.

Следовало выработать тактику. Набросать планы». (Морель изменил тон, как бы извиняясь за излишнюю серьезность своих слов.) «Поначалу я думал или убедить ее приехать сюда вдвоем (но это было невозможно: я не видел ее наедине с тех пор, как признался в своей страсти), или попытаться похитить ее (тогда мы ссорились бы вечно).

Заметьте, на этот раз слово «вечно» – не преувеличение». Морель очень изменил этот абзац. Кажется, он сказал, что подумывал похитить ее, и потом стал шутить.

«Теперь я объясню вам суть моего изобретения».

До сих пор рассказ Мореля был крайне неприятным и беспорядочным. Человек науки, но притом излишне вздорный и суетный, Морель выражается точнее, когда оставляет сантименты и переходит к своим любимым трубам и проводам; от его стиля по-прежнему коробит, речь пересыпана техническими словами, он тщетно пытается использовать некие ораторские приемы, но излагает мысли намного яснее. Пусть читатель судит сам:

«Какова функция радиотелефона? Восполнить – в плане звуковом – чье-то отсутствие: при помощи передатчиков и приемников мы можем из этой комнаты вести разговор с Мадлен, хотя она находится от нас на расстоянии более двадцати тысяч километров, в пригороде Квебека. Того же достигает и телевидение – в плане зрительном. Меняя частоту колебаний, то ускоряя, то замедляя их, можно распространить этот эффект на другие органы чувств – собственно, на все.

С научной точки зрения способы восполнить отсутствие можно было до недавнего времени сгруппировать более или менее так:

В плане оптическом: телевидение, кинематограф, фотография.

В плане звуковом: радиотелефон, патефон, телефон [18].

Заключение.

До недавнего времени наука ограничивалась тем, что помогала слуху и зрению победить время и пространство. Заслуга первой части моих работ состоит в том, что я преодолел инерцию, уже обросшую традициями, и логически, следуя почти параллельным путем, развил рассуждения и уроки тех ученых, которые усовершенствовали мир, подарив ему упомянутые изобретения.

Я хочу подчеркнуть, что глубоко благодарен тем промышленникам – как французским («Сосьете Клюни»), так и швейцарским («Швахтер» в Санкт-Галлене), – которые поняли важность моих исследований и дали мне возможность работать в их закрытых лабораториях.

К моим коллегам я не могу испытывать тех же чувств.

Когда я поехал в Голландию, чтобы переговорить с выдающимся инженером-электриком Яном ван Хёузе – изобретателем примитивного прибора, позволяющего определить, говорит ли человек правду, – я услышал массу ободряющих слов, но за ними стояло подлое недоверие.

С тех пор я работал один.

Я занялся поисками еще не открытых волн и колебаний, созданием приборов, чтобы улавливать их и передавать. Сравнительно легко я нашел способ передачи запахов; гораздо труднее оказалось уловить и передать ощущения тепловые и осязательные в строгом смысле этого слова, тут потребовалась вся моя настойчивость.

Кроме того, надо было усовершенствовать уже существующие средства. Наилучших результатов добились изготовители патефонных пластинок, это делает им честь. Давно можно утверждать, что голос наш не подвластен смерти. Зрительные образы сохраняются, хотя и весьма несовершенно, с помощью фотографии и кинематографа. Эту часть работы я направил на то, чтобы удерживать изображения, получаемые в зеркалах.