Изобретение театра

А ведь вся дальнейшая история отношений Лизы и Эраста – подтверждение этих слов. Как только Лиза лишается Эраста, она уходит из жизни. Это не поступок взбалмошной девчонки, совершенный в состоянии аффекта. Это трезвое понимание того, что «без тебя жизнь не жизнь»… Поэтому призываю вас, чувствуйте смысл и силу слова. Между влюбленными вздохами, позами и ахами не пропускайте важных психологических моментов. Взаимодействуйте. Партнерствуйте. Двигайтесь по своим внутренним линиям. Добивайтесь друг от друга того, что нужно вам в каждом микроэпизоде.

Любовная идиллия. Чисты и непорочны объятия влюбленных. Но вслушайтесь в Карамзина – он ни на секунду не упускает свое сквозное – как эгоизм Эраста разрушает любовь. Так и вы все время должны держать свое сквозное действие.

«Эраст восхищался своей пастушкой – так он называл Лизу, – и, видя, сколь она любит его, сам себе казался любезнее».

Но вот случилось неотвратимое, то, что должно было случиться, ибо «сильна, как смерть, любовь и стрелы ее – стрелы огненные…». Появляется Мать, вся в черном. И снова звучит тема Рока, тема предчувствия беды:

Сколь над нами неба,

Сколь на небе туч-то,
Сколько в тучах грому-то!..
Чью же это душу доставать из глуби,
из глухого омута?
Что же это, доченька?

Рита Рассказова, ты произносишь эти слова с некоторым пафосом, но достаточно холодно, не подключаешь свою душу… Заметьте, в каждой народной сказке описанию смерти предшествует описание предчувствия смерти. Это характеризует народное сознание. Мать, предвещая смерть Лизы, говорит о смерти души дочери, что для христианского сознания страшнее, чем смерть тела. Вслушайтесь в страшные и вещие слова: «Чью же это душу доставать из глуби, из глухого омута?»… Хочется, Рита, чтобы ты почувствовала эту музыку народного плача.

В народе – плакальщицы, или, как их еще называют, «вопленицы» – это почти профессионалы. Структура такого плача очень сложна: он гармоничен и дисгармоничен одновременно. Это музыка визга, вопля.

Твой «плач», Рита, очень важен и потому, что здесь пьеса переходит свой экватор. До этого момента можно и нужно было смеяться. А отсюда начинается трагедия – очищение – финал.

Очень важны предфинальная и финальная сцены. Они у нас пока не получаются. (Эрасту.) Пойми, ты играешь лжеца и водевильного злодея. Попользовался девушкой, ушел к богатой вдове, откупился от любимой деньгами – «се ля ви!». А Эраст сложнее, он любит Лизу. Когда он говорит ей в кабинете: «Я тебя любил, да и сейчас люблю», – он не лжет.

Еще вчера на склоне дня все в милой тайна для меня.
Еще вчера ее черты так сладко снились,

Но тайны нет, и мне пора, ведь я желаю ей добра,
Но обстоятельства с утра переменились…

Сейчас в твоем исполнении много красок, страстей, но нет логики, внутреннего смысла. Здесь не может быть никакого пения, это – зонг. Мелодекламация. Герой выставляет сою позицию. Эраст доходит до открытого цинизма:

Любите ближних – рек господь.
Согласны с ним и дух, и плоть,
И даже более души согласно тело.

Любовь от ближних не тая,
Мы любим их – господь и я,
Но обстоятельствам до ближних что за дело?

Но этим цинизмом он прикрывает боль. Перед Эрастом встает извечная проблема человечества – проблема выбора. Эраст применяется к обстоятельствам, Лиза отбрасывает их. И этот зонг про обстоятельства очень важен – это попытка Эраста оправдать себя, снять с себя ответственность. Он к нам, зрителям, обращается – судите меня. Я ничего перед вами не скрываю – я искренне любил, я и сейчас страдаю, но что же делать?

Как честь и совесть с малых лет ни береги,
Но обстоятельства и принципы – враги…

У Карамзина впрямую об этом не написано. Экзистенциальная проблема выбора реализована не Карамзиным, а поэтом Ряшенцевым и неким драматургом Розовским. Но у Карамзина есть: «Эраст был до конца своих дней несчастлив». Много ли сейчас найдется молодых людей, которые всю жизнь будут оплакивать обманутую девушку?