Изобретение велосипеда

А милицейские свистки, а сиреневые витрины, где царствовали манекены, а тихие переулки, куда они неожиданно заворачивали и где сильно пахло помойками, а люди высовывались из окон и кричали: «Спятили парни! Весь дом переполошили!», а езда по проходным дворам, когда арки сплетали над их головами каменные пальцы, а потом снова Невский — огненный червяк, движение тихое, плавное, потому что спешить на Невском никому не положено, и снова бешеная скорость на Университетской набережной вдоль Невы, помахивающей вслед голубым чепчиком. Зверел мотоцикл, и Гектор сладко обмирал от того, что держит за талию Алину — бессмертную богиню и скульпторшу, и сползала его рука куда-то ей на ноги, и оборачивалась Алина, смеющаяся и ещё более прекрасная, и щекотала ему волосами лицо. А мотоцикл тем временем выписывал волнистые линии, и то отшатывались, то наплывали каменные стены, о которые должны были расколоться их головы, и в страхе Гектор отталкивал Алину, и она тогда начинала смотреть на дорогу, и мотоцикл переставал вихлять и шёл ровно. И снова приехали они на Невский, и Алина остановила мотоцикл около подъезда Гектора, и сошла размяться на тротуар. Гектор стоял совершенно обалдевший, качающийся и бормотал какие-то нежности, поскольку был не в себе. А Алина поцеловала его в лоб и сказала: «Ну вот, покатались немножко, а теперь иди спать…», и снова села на мотоцикл. И хотел Гектор произнести какие-то необыкновенные слова, которые объяснили бы его любовь, всю её неизбежность для него и всю её ничтожность для Алины, но… не было необыкновенных слов, а те, которые приходили на язык, совершенно Гектора не устраивали. А мотоцикл рявкнул на прощание и исчез за поворотом на площадь Восстания, и Гектор поднял голову, и увидел, что в отцовской комнате горит свет, а в комнате матери темно, и снова Гектор оглянулся вслед мотоциклу. Но было пустынно на проспекте. Только светофор подмигивал Гектору красным глазом.

Была ли девушка?

25

— Чего мрачный такой сидишь? — спросил у Толика Ифигенина новый начальник — заведующий отделом учащейся молодёжи.

— А чего веселиться? — ответил Толик.

Оба они только что вернулись от первого секретаря, где было совещание.

— Ну поругали нас. Ну и что? — сказал заведующий. — Мы же работаем. Зарплату не зря получаем. Сегодня поругали, завтра похвалят…

— Надо работать так, чтобы не ругали, — ответ Толик. — Раз поругают, два поругают, а потом, как на футбольном чемпионате, попадём в аутсайдеры. Понимаешь, нельзя, чтобы ругали…

— Как же этого добиться?

— Я просил тебя показать мне все отчёты, — сказал Толик. — Перед тем как их сдавать. А ты не показал…

— Чего показывать-то? Там цифры одни…

— Цифры тоже надо уметь подавать, — усмехнулся Толик. — Завод «Электросила» одно — там тебя все знали, а райком комсомола — это совсем другое…

— Решил меня поучить? — усмехнулся заведующий.

— Нет, — ответил Толик. — Просто я хочу, чтобы ты быстрее уяснил структуру работы.

— Как цифры брать с потолка?

— Я этого не говорил.

— Конечно, не говорил, — ответил заведующий. — Не хватает ещё такое говорить. Но думаю, мы с тобой не сработаемся…

— Почему?

— Не сделаешь ты со мной карьеры.

— Что? Какой карьеры? — Толик медленно подняло из-за стола.

— Сиди-сиди, — сказал заведующий. — Я же это тебе не в укор говорю. Работал человек, — он усмехнулся, — старался, а его вдруг на совещании ругают… Потому что дурак начальник цифры не так назвал и всю демагогию убрал из отчёта.

— Что ты называешь демагогией? — спросил Толик.

— Ладно… — вздохнул заведующий. — Пойду я.

— А ты, оказывается, идеалист, — сказал Толик.

— Не злись, — ответил заведующий. — Лучше думай о том как привлекать через молодёжную печать общественность к воспитанию наших школьников.

Заведующий вышел.

Толик Ифигенин остался сидеть в кабинете, окна которого смотрели на кафе «Синяя птица». На столе перед Толиком лежал белый продолговатый конверт, прилетевший авиапочтой из города Ялты. Два Галилео Галилея с двух марок бесстрашно смотрели на Толика и словно говорили: «А всё-таки она вертится!»

Толик хмуро смотрел на письмо, не решаясь вскрыть его. «Ифигенину Анатолию» было чётко написано на конверте. Обратный адрес был не менее чёток — «г. Ялта, ул. Морская, дом 14. Ирине Васильевой».

…Толик вспомнил Ялту, Морскую улицу, тополя на обочине, двухэтажный дом с балконом, увитым плющом. Вечерами, когда по притихшей Морской улице уже никто не ходил, Толик стоял около этого дома — летал вокруг тополиный пух, шуршали шинами редкие машины. Толик находил крохотный камешек, бросал его в окно на втором этаже. Иногда камешек застревал в плюще, но иногда он долетал до окна, и стекло звенело нежно, потом лязгал шпингалет, и окно открывалось…