Изобретение зла

Где-то там, в многокилометровой фиолетовости, двигались огромные потоки, подставляющие свои спины звездам, а животами цепляющие крохотные небоскребики, далекую решетчатую вышку гелиостанции и волосы на моей голове.

Потом я подошел к краю.

Край крышы просто заворачивал вниз, безо всяких перил.

Вначале я стал на четвереньки. Двигаясь к краю, я вытягивал шею, чтобы увидеть двор больницы. Колени сразу промокли, а твердые камешки больно давили.

Я вспомнил рассказы о непослушных детях, которых ставят коленями на соль - бедные, лучше бы они не баловались.

У самого края я лег на живот, прополз последние сантиметры и свесил голову; потер некстати зачесавшийся нос о яркую льдинку на самом изгибе. Льдинка растаяла и на носу повисла капля, щекотавшая ещё сильнее. Нужная крыша была внизу, ниже примерно на высоту моего роста. Совершенно пустое пространство между домами страшно просвечивалось до самого низа: внизу больничный двор белел нерастаявшим снегом. На снегу были следы - кто-то много ходил сегодня ночью - странно.

В белом дворе мы гуляли несколько раз. В первый раз шел снег, густой и шершавый, он звучал, осыпаясь на черную жесткую землю. Второй раз было солнце и двор был белым. В третий раз на фоне горящего неба медленно двигался самолет, медленно-медленно, как черная козявка, ползущая по стеклу. Двор был белым и сейчас, и вон та скамейка тоже. На самом деле она зеленая. Возле той скамейки, гуляя в последний раз, мы с Синей придумали шифр. Нет, мы придумали, что нужно придумать шифр, чтобы писать друг другу письма и чтобы никто не понял. Потом уже я придумал две первые буквы шифра: "А" и "Б", а Синяя придумала мягкий знак... Там дальше, невидимый из-за дома, стоит гудящий черный ящик, опутанный проводами и огражденный решеткой. Провода от него идут сюда тоже. Что это?

Я проследил провода глазами и только сейчас заметил голубя на соседней крыше - рядом с тем местом, куда нужно прыгать. Голубь сидел незаметно, прижавшись к выступу железки и не шевелился. Спал, наверное. Голубь был дикий

- серый, с кольцом на шее.

Когда пришло время, я встал на ноги. Я стоял в полуметре от края и, наклонившись, мог заглянуть вниз. Это было не страшно, а только радостно и необычно. Хотелось нагнуться сильнее, но я сдержался. Вспорхнувший снова легкий ветерок прошел холодом сквозь мокрый халат на груди. Пора.

Что это?

Хуже всего было то, что вторая крыша была наклонной и, видимо, скользкой.

На ней не было никаких зацепок, кроме тонких, почти незаметных железных ребрышек. Ребрышки были направлены вниз. С такой крыши можно соскользнуть, даже просто сидя на ней. И ничего не поделаешь, схватиться не за что. Меня это не могло остановить. Дело в том, что за свои короткие восемь лет, я уже много раз побывал в ситуациях, из которых невозможно выйти целым. Как ни странно, со мной ничего страшного не происходилло. В последний момент всегда случалось что-то невообразимое и выручало меня. Как пелось в какой-то средневековой песне: "темные силы нас злобно хранят". После каждого такого случая я слегка задумывался, пытаясь понять, для чего же хранят меня эти силы, какая от меня может быть польза, и что мне предстоит сделать такого особенно нужного и нужного для кого, но ничего правильного не придумывал. Из всех таких случаев я вынес только сознание того, что могу поступать как вздумается и ничегошеньки со мной не случится. Даже потом, став взрослым, разобравшись в сути всего этого, узнав, кто меня хранил и предполагая для чего, я не вполне избавился от моего инстинкта самонесохранения. Но теперь я борюсь с ним по мере возможности и надеюсь все же умереть от старости. Теперь я знаю, кто хранил меня.

Что это? В воздухе мелькнули черные искры. Искры были черными, но светились. Мне могло показаться, и чтоб не ошибиться, я закрыл глаза и прокрутил мгновенье замедленно - искры все-таки были, черные и светящиеся. Из ничего, просто из воздуха.

Нехорошо было и то, что я не решил заранее как прыгать - с разбегом или без. Конечно, лучше с разбегом, но тогда не видно того места, на которое хочешь прыгнуть, и еще, можно промахнуться, ступая последний шаг. А остановиться уже нельзя и ты летишь вниз. А потом - тапочки, в них не разбежишься. Можно бежать босиком, а тапочки держать в руках. Нет, руки нужны, чтобы прижаться к крыше на той стороне. Тогда тапочки можно оставить здесь или забросить сразу на ту крышу. Нет, не выйдет, они сразу соскользнут вниз, и ещё эта крыша слишком колючая, босиком бежать нельзя. И вообще бежать нельзя потому что скользко.

Придется прыгать так. Плохо, потому что для этого придется стать на самый-самый край.