Слуга провел его по длинному коридору. Стены коридора были обшиты деревом.
Генерала Ястинского он встретил у лифта.
- Эй, дедуля, куда собрался? - крикнул он. - Подожди меня.
- Я хотел перейти в другую комнату.
Бромби Сноб положил ладонь на кнопку.
- Как бы не так, в другую комнату! - сказал он, - Как будто я не знаю, что здесь тридцать три подземных этажа и каждый с отдельным тоннелем!
- Что вам угодно?
- Мне угодно тебя. Желательно мертвого. Потом я сожгу весь твой крысятник вместе со всеми крысами и крысятами. А подземные этажи засыплю так, что ещё триста лет их никто не раскопает.
- У меня больной сын, - сказал генерал, - не трогайте его.
- И чем же он болен?
- Машиной. Позвольте ему доиграть, у него больные нервы. Его нельзя прерывать.
- Это даже интересно, - сказал Бромби Сноб, - пусть доигрывает, я пока здесь с тобой поиграюсь.
И он ударил генерала по кадыку.
- Это не он, этот просто похож, - сказала Магдочка. - Просто мы напугались.
Почему мы остановились? Мы же играли, так давай играть дальше.
Она надела шлем и Манус последовал её примеру.
И снова настало утро конца января, триста лет спустя.
59
Было солнечное утро конца января. Перед завтраком объявили, что нас садят на карантин. Красный ударил кулаком в стену и сказал, что он будет видеться с кем хочет и когда хочет. Белого не было с самого вечера. Черный ушел утром и не возвращался. За завтраком вместо обычного чая дали кофе. Кофе я не пил уже года полтора.
В столовой, в палате и в туалете за ночь установили оптические камеры, а в коридоре повесили целых три. Как будто собираются снимать кино. Что-то готовилось.
Заканчивался завтрак.
Мы сидели за длинным и ужасно неудобным столом и ждали пока принесут кофе и начнут его разливать. Такое смешное слово - разливать. Как будто разливают по полу или по столу. Впрочем, по столу разольется немало. Приготовились. На старт.
Я вытер о халат указательный палец и оттопырил его вверх. То же самое сделали ещё несколько человек. Раздавальщица Нина вплыла как толстое белое облако, пахнула теплом, запахом хлеба и крахмала, расставила стаканы посреди стола. Пять стаканов рядом, три дальше. Ее рука проплыла над столом плавно и уверенно, ныряя как уточка к каждому стакану; она разливала кофе во все пять стаканов сразу, почти не поднимая носик чайника. Густая струйка была рубиновой на просвет. От неё шел пар - горячая.
За горячий кофе стоит побороться.
Мы часто боролись и за обычный чай, но чай ерунда, чай это невысокая ставка.
Всегда в одном из стаканов чая оказывалось чуть больше. Задачей было первым окунуть палец в нужный стакан, тогда никто другой из твоего стакана пить уже не станет. Иногда двое опускали пальцы одновременно, а иногда даже трое - тогда слишком много расплескивалось, но это не важно; в таких случаях приходилось метить стакан и другими пальцами, в конце концов чая оставалось совсем мало. Порой стакан даже переворачивали. Главное - не чай; главное - радость победы. Победить, конечно, трудно, но в этой игре есть немало тонкостей, недоступных наивному взрослому уму.
Сегодня все стаканы оказались налитыми кофе до краев; я окунул палец во второй; неудачно, сюда же полезли ещё двое; я потянулся к третьему, на который не было претендентов, но его метко выхватили из-под моей руки; когда я вернулся ко второму, из него уже все выпили, оставили на самом донышке. Я подумал было расплакаться, но вспомнил, что жизнь длинна и в ней будет полным-полно кофе, даже надоест. В моем стакане остался лишь бурый осадок, я попробовал и удивился: без сомнения, это был кофе, но это был не такой кофе, который я пил полтора года назад; кроме кофе, в стакане было ещё что-то. Совершенно незнакомый вкус. Я не мог ошибиться - вкус я помню так же хорошо, как цвет или форму.
К кофе дали даже булочки с изюмом.
- Скажите, Холмс, - вставил свой анекдот Пестрый, - как мне определить нагрянет ли в мой госпиталь комиссия? Это всегда так неожиданно.
- Элементарно, Ватсон: если на завтрак дают свежие булочки с изюмом, то комиссия уже у дверей.
- А если комиссия уже в дверях?
- Тогда дадут булочки с изюмом и с горячим кофе.
Сразу после завтрака Красный начал спорить с Коричневым, но быстро выдохся.
А ведь вначале было похоже на драку. Красный конечно, дурак, потому что дерется, но и Коричневый дурак, потому что заводится так, что себя не помнит. В этот раз они поспорили по поводу слова "киш-миш". Один говорил, что это изюм, а другой - что сорт винограда. Могли бы меня спросить, я ведь все знаю.
Красный с Коричневым прекратили спорить и пошли каждый в свою сторону.
Что-то на них это не похоже. Я подошел к Синей и попытался взять её за руку. Она не обратила на меня никакого внимания. Я посмотрел на камеры камеры сидели под потолком, надувшиеся как клещи. Камеры следили. Значит так! - я сделал никакое лицо и пошел подальше от камер. В палате двое спали, двое стояли и двое сидели.