Изольда

Отец уходил на работу очень рано и, жалея меня, завтрак готовил себе сам, хотя он очень не любил возиться на кухне, считая, что это не мужское занятие.

И вот однажды утром я услышал сквозь сон, что мой отец кого-то ласково уговаривает.

Голос отца был таким непривычно нежным и добрым, что я мгновенно проснулся.

— Изольдочка… Шайтанчик… — говорил отец.

Ей-богу, я не знал, что и подумать.

— Изольдочка… Шайтанчик… Идите сюда, — ласково звал отец.

Я осторожно поднялся с кровати и подошёл к двери.

Сценка, которую я увидел не могла не вызвать улыбки.

Оказалось, что, готовя завтрак, отец уронил на пол куриное яйцо.

Конечно, оно разбилось.

Видимо, отцу было лень вытирать неаппетитную слизистую лужицу, и он решил упростить решение этого вопроса с помощью наших собак. Он наивно полагал, что стоит ему позвать Изольду и Шайтана, и они с радостью стрескают с пола остатки яйца.

Но не тут-то было.

Обе собаки хорошо знали крутой нрав своего хозяина. Им было известно, сколь строг запрет на посещение территории кухни всеми представителями животного племени за исключением кошки, а посему настойчивое приглашение к незапланированной утренней трапезе воспринималось ими, как подвох и провокация.

— Изольдочка… Шайтанчик… Мои собачки… Идите сюда…

Но «мои собачки» смотрели на хозяина с недоверием.

Отец поймал Изольду и принёс в кухню, однако стоило ему поставить её на пол, как умудрённая жизненным опытом собачонка стремглав выскочила во двор.

Чертыхаясь, отец вышел из кухни и, ухватив за ошейник Шайтана, стал тащить его к злополучному яйцу. Но Шайтан твёрдо знал, что Изольда просто так не будет убегать от хозяина, он понял, что здесь что-то нечисто, а потому, словно осёл, упёрся в землю всеми четырьмя лапами.

Шайтан был силён, и отец с трудом втащил его в кухню.

На этом успехи отца закончились.

Шайтан никак не хотел слизывать с пола разбитое яйцо.

— Пошёл вон! Бревно! Тупица! — в сердцах воскликнул отец.

Я едва не лопался от давившего меня смеха.

— Изольдочка! Умничка! Иди сюда, — отец всё ещё не терял надежды на победу.

Но «умничка», труся лохматым задом, скрылась в верхнем этаже своей будки.

— Давай, я уберу, — сказал я, смеясь.

Отец повернулся и посмотрел на меня, как на спасителя.

У Изольды был один недостаток — она была вороватая.

Причем воровала она не у себя во дворе, а шла «на дело» в чужие. Она тащила всё: детские игрушки, обувь, жестяные баночки, резиновые коврики, алюминиевые тарелки, короче, — всё, что плохо лежало. Однако особым её вниманием пользовались калоши нашей ближайшей соседки. С неизменным упорством Изольда приносила на порог нашего дома сначала одну калошу, а через полчаса другую. При этом она преданно смотрела на мою матушку, словно ожидала похвалы за своё усердие.

Возможно, что Изольде очень нравились эти калоши, и она хотела увидеть в них свою хозяйку — не знаю.

Возвращать калоши законным владельцам надлежало мне. Иногда, правда, соседка приходила за ними сама.

Не было никого скандала, всё воспринималось, как невинная шутка. Соседка знала, что, если калоши исчезли, то утащила их Изольда.

Забавно было наблюдать за трапезой наших собак.

Хитрой Изольде всегда доставался более лакомый кусок. Иногда она была не в силах всё съесть и, взяв в рот косточку или кусок хлеба, уходила в огород и там, в укромном месте, в мягкой земле зарывала свою добычу, используя в качестве инструмента свой нос. Мне казалось, что это не что иное, как проявление лисьих повадок.

Я часто ходил в лес со своими собаками.

Изредка удавалось взять с собой одновременно и Изольду, и Шайтана, что было для них особой, великой радостью.

Но чаще я брал в лес кого-то одного.

С Изольдой были сложности — она не могла уходить далеко от дома, просто потому, что быстро уставала. Всем своим видом она как бы говорила: «Не видишь разве — я коротконогая, и мне тяжело преодолевать такое большое расстояние. Давай будем гулять недалеко от нашего двора.»

Я жалел Изольду и делал привалы гораздо чаще, чем если бы гулял по лесу с могучим Шайтаном.

Идя в лес с Изольдой, я должен был пройти по посёлку, поэтому приходилось сажать её на легкий поводок, затем, когда мы входили в лес, я снимал поводок, оставляя на шее собаки ошейник.

Но даже этот ошейник очень не нравился Изольде, она старательно намекала мне, что он ей мешает.

Я снимал с собаки ошейник и нёс его в руке.

Однажды я решил отдохнуть и сел на траву, а собачий ошейник положил рядом. Хитрая Изольда подбежала ко мне и схватила в зубы свой ошейник. «Зачем он ей?» — подумал я.

Оказалось — нужен для важного дела.

Держа ошейник в зубах, Изольда отбежала в сторону и стала торопливо рыть лапами ямку. Я с интересом наблюдал, что будет дальше. Выкопав в земле ямку, Изольда положила в неё ненавистный ошейник и, быстро работая обеими лапами, зарыла. Я встал и подошёл поближе. Изольда уселась на то место, где закопала ошейник.

«Ничего не случилось», — было написано на её хитрой морде.

— Ах, ты хитрюга! А ну вставай! — рассмеялся я.

Однако Изольда не желала уходить с «места преступления».

Ей очень хотелось, чтобы ошейник навсегда остался в земле!