Изольда

Зинаида стрелой пролетела через двор, не замечая ни луж под ногами, ни грязных следов шин на асфальте, и, ворвавшись в больничный холл, в растерянности остановилась. Здесь так много народу, и все суетятся, куда-то бегут, переговариваются, плачут, кого-то ищут и теряют. Как же она найдет его в этом муравейнике? Может быть, она пришла слишком поздно?.. Нет, только не это!

Тонкий коричневый кардиган неряшливо сполз с плеча женщины, а ее объемная сумка расстегнулась, бесстыдно обнажив внутренности – книжки, блокноты, рулон чертежей, линейки и карандаши… Но она так бежала, и ей некогда было останавливаться и наводить марафет, к тому же, если ей самой безразличен беспорядок в своем внешнем виде, то кому до этого может быть дело? Зинаида вообще ни о чем не в состоянии была думать, кроме одного – где-то здесь, в палате кардиологического центра, этажом или двумя выше, лежит человек, который дорог ей, важен, необходим и которого она так сильно любит! Всю дорогу до больницы она твердила как заводная: пусть он будет жив, пусть он не умирает, он должен жить!

– Лена, где он? – Заметив выходящую из коридора Зарецкую, женщина не справилась с волнением и слишком громко прокричала свой вопрос, так, что стоящие в холле люди оглянулись на нее. Но какая ей разница, как на нее смотрят? Лишь бы Лена проводила ее к Нурлану! – Как он? Пришел в себя? Где Иза, она с ним?..

– Нурлан в реанимации, поднимайтесь по лестнице и налево, сразу увидите… Изольда сидит у палаты, ждет, когда ее пустят. Она вам звонила, да? – Лена устало взглянула на мать своей подруги и вздохнула. – Идите, она будет вам рада… Подождите, Зинаида Ивановна! Вот, возьмите, я туда больше не пойду, а вы – наденьте.

– Лена, постой! – Ситникова подняла на Лену несчастные глаза, полные слез, и, бережно приняв из рук девушки белый халат, прижала его к груди. – Скажи мне, ради бога, как это случилось? Вы ведь были втроем? Что… что Изольда сделала, что она ему сказала?! Ответь мне, пожалуйста, Леночка!..

– Изольда сказала, что она его дочь. – Мрачно усмехнувшись, Лена резко повернулась и быстрым шагом направилась к выходу. Прочь из этого больничного царства, на улицу, там свежий воздух, холодно и можно не думать о носилках, на которых унесли Нурлана, о его лице, белом, как простыня, укрывающая его, и о его руках, из которых тянутся длинные стебли капельниц!.. Прочь отсюда. От Изольды, в голос рыдающей у реанимационной палаты, и от ее матери с шальными глазами. Пусть объясняются друг с другом, а Лена больше в их играх не участвует, хватит!

…Наверное, они просидели так целый час – не отрывая глаз от белой двери с матовым, непрозрачным стеклом и взявшись за руки, как потерявшиеся дети. Зинаида нежно гладила дочку по стриженому затылку, а та, прижавшись щекой к материнскому плечу, нервно вздрагивала от сотрясающих ее рыданий и то и дело смахивала слезы с лица, но они все лились, и девушка ничего не могла с ними поделать.

– А потом мы пошли играть в дартс, разговорились… Мама, я ему нравилась как женщина, я это видела! Наверное, он смотрел на меня и вспоминал тебя, мы же похожи, ты была такая красивая, а Нурлан… Мам, я не знаю, что на меня нашло, мне хотелось сделать ему больно, чтобы он безумно страдал, вспоминая меня… Но я не хотела, чтобы получилось вот так! Мам, ты веришь мне?.. Он не умрет, скажи, мам, ведь он же не умрет!

– Тихо, тихо, тихо… Все будет хорошо, не плачь…

Врачи не пустили Изольду в палату к Нурлану, и она сперва металась по коридору, как раненая тигрица, потом уселась на скамью и сжалась в комок, силясь унять свою тревогу, и даже попыталась поговорить с Леной, однако разговор угас сам собой. Обе не знали, как говорить о том, что случилось в коттедже Зарецких, потому предпочли не затрагивать этот сложный момент, но так как других тем для беседы не нашлось, подруги сдержанно попрощались и расстались. Лена отправилась домой, а Изольда, сгорбившись и обняв сумку, приготовилась к долгому ожиданию…

Ну а потом она позвонила матери. Та очень быстро примчалась на ее зов, и вот теперь ласково обнимает свою бестолковую и несчастную дочь, шепча ей на ухо какие-то бессмысленные утешения, глупые и ненужные, и обе знают, что эти слова ничего не значат. Но мать не может остановиться, и все говорит и говорит, а Изольда плачет и слушает. Женщины, не отрываясь, смотрят на дверь, за которой лежит великий певец… и просто мужчина, о котором они думают!..

На шум в коридоре первой отреагировала Изольда. Шмыгнув носом и судорожно вздохнув, девушка оторвалась от материнского плеча и взглянула на людей, решительно идущих к ним, и даже сквозь пелену слез узнала чету Зарецких. Виктор Андреевич с угрюмым видом надвигался прямо на нее, и девушка похолодела от страха, представив себе, какими словами он выскажет ей сейчас свое презрение и гнев; но мужчина прошел мимо и скрылся в палате Нурлана, даже не удостоив их взглядом. Наталья Григорьевна, коротко посмотрев на Изольду, проследовала вслед за мужем, а вот их спутница, полная казашка средних лет, так резко остановилась возле лавки, словно споткнулась о невидимое препятствие.

Девушка удивленно посмотрела на женщину в странном ярко-фиолетовом наряде, совершенно не идущем ей и потрясающе неуместном в больничных стенах, и вдруг узнала ее, хотя они виделись один раз в жизни, да и то – больше двадцати лет назад! В то время жена Нурлана была довольно стройной девушкой с простоватым лицом и деревенскими замашками: она так орала на маленькую Изольду, что малышка едва не описалась от ужаса, и мать, закрыв дочке уши, унесла ее домой, подальше от Нурлана и его горластой супруги!.. Но Изольда навсегда запомнила, как смотрела на них в тот день жена Нурлана; точно такая же острая ненависть и сейчас горит в этих темных раскосых глазах.

Переведя взгляд на мать, Изольда недоуменно нахмурилась: такое ощущение, будто между женщинами идет молчаливый диалог, исполненный какого-то грозного смысла. Но если жена Нурлана выступает в роли беспощадного обвинителя, то мать добровольно играет роль преступника, пойманного на месте преступления и уличенного в убийстве!.. С какой это стати она так испугалась? Сидит белая как полотно, беззвучно шевелит бескровными губами и с мольбой смотрит на фиолетовую даму.

Однако подумать о причинах поведения матери девушка не успела: суровая женщина дрожащим от ярости голосом велела им уйти. Сейчас же! Она так громко кричала, что из кабинетов стали выглядывать обеспокоенные врачи, какая-то молоденькая медсестричка попыталась успокоить разбушевавшуюся даму, но была изгнана с позором. И даже когда мать, схватив Изольду за руку, быстро потянула ее прочь от палаты, Амангалиева не успокоилась; спускаясь по лестнице на первый этаж, девушка все еще слышала ее гневные крики, разносящиеся по всему зданию больницы.

– Убирайтесь из нашей жизни! Сколько можно сосать нашу кровь! Мало горя вы причинили Нурлану? Оставьте его в покое, наконец! Дайте Нурлану спокойно прожить свою жизнь, не трогайте его, проклятые! Убирайтесь прочь, кровопийцы!..

Тяжело дыша, Зинаида Ситникова одолела лестницу и, расталкивая попадающихся ей на пути людей, выскочила из больницы; она так и не выпустила руку дочери, и Изольда, чертыхаясь, вынужденно бежала следом за матерью. На каменном порожке женщина наконец остановилась и отдышалась.

– Иза, пошли домой, нам здесь нечего делать. – Мать поплотнее запахнула вязаный кардиган и, стянув ворот рукой, так и осталась стоять, прижав кулачок к груди и с мольбой глядя на дочь. – Я не хотела, чтобы все так вышло… Эта сцена… Пошли домой, пожалуйста!

Достав из сумочки оставленную Ленкой пачку «Вог», Изольда выудила длинную сигаретку и, сунув ее в рот, жестом попросила у проходящего мимо парня огонька; закурив, она с наслаждением выпустила изо рта дым и только после этого взглянула на мать.

– Да, сцена была что надо. – И снова светлое и легкое облачко дыма, наблюдать за ним приятно, а выдыхать его так естественно, словно Изольда никогда не бросала курить! – Но знаешь что я тебе скажу, мама? Все это очень странно и непонятно. Именно потому мы остаемся! – бросив едва начатую сигарету на каменные ступеньки, девушка жестко раздавила ее каблуком и обернулась к матери: – Пойдем.

– Куда? – Женщина наморщила лоб и непонимающе уставилась на свою заплаканную, но все равно удивительно красивую дочь. – Ты же видела, жена Нурлана выгнала нас, мы не можем больше появляться там, она ненавидит нас!..

– Вот именно, мама, она нас ненавидит. И всегда ненавидела, так ведь? – Насмешливо улыбнувшись, Изольда нетерпеливо схватила мать за руку и потащила ее за собой в холл точно так же, как минутой раньше мать ее тянула к выходу. – И это очень, очень странно! Если бы она возненавидела нас только сейчас, я бы все поняла, так и должно быть, я и сама себя ненавижу за то, что сделала… Но ведь эта женщина и раньше кричала на нас, я помню! Мама, я никуда отсюда не уйду, пока не поговорю с ней. Странно все это. И очень мне не нравится.