А потом ей подбавляли снова и снова, и девушка с удовольствием пила, потому что вино оказалось вкусным и сладким, все вокруг улыбались ей, и было так хорошо! Хозяин квартиры принес от соседей гитару и ночь напролет играл романсы, а Нурлан пел, и его голос потряс Зину – ведь одно дело слушать кумира из зрительного зала, и совсем другое – сидеть рядом с ним и даже изредка подпевать ему!.. Еще позже они включили старый магнитофон и, не обращая внимания на шипение пленки, танцевали под какую-то иностранную музыку. И снова Зина таяла в объятьях Нурлана… Он прижимал ее к себе так крепко, что ей было трудно дышать, и целовал ее волосы, гладил щеку, шею, шептал на ухо что-то ласковое… Таким он и остался в ее памяти навсегда – нежным, родным и бесконечно любимым!..
– А что было потом, не помню, я словно провалилась в какой-то временной карман. Очнулась я от пронизывающего холода в той самой квартире, куда меня привезли накануне. За окном – предрассветные сумерки, темно, неуютно, ужасно хочется пить, и голова просто раскалывается! – на мгновение мать прижала к губам дрожащую руку, но, взглянув на дочь, застывшую в позе напряженного внимания, справилась с волнением и, нервно сжав ладонь в кулак, опустила его на колени. – Ты пойми, это было совсем другое время… Тогда никто так не пил, как сейчас. У моих родителей спиртное на столе появлялось только в большие праздники, и они бы никогда не позволили мне пить! Глупая, я не знала, как вино действует на людей. Мне оно показалось очень вкусным и совсем не страшным, к тому же я считала себя уже взрослой. У меня просто голова кругом пошла, сама понимаешь: чужой город, любимый человек рядом, веселая и шумная компания! Но когда я очнулась – почти голая, на одеяле, среди раздетых парней, – это уже была не сказка, а кошмар. Я слышала храп вокруг себя, видела людей, спящих повсюду в самых нелепых позах – в обеих комнатах, на диване в обнимку, на полу возле батареи, на кухне и даже в ванной! Вот только Нурлана среди них не было. Я старательно склонялась над каждым мужским телом, искала его, но напрасно. Он ушел, оставив меня в этой квартире, бросил среди едва знакомых парней. А я… В тот момент я даже не сообразила, что со мной не так. Я была в своей блузке, на которой не осталось ни одной пуговицы, и в юбке, белья я не нашла, да и не искала особо. Ужасно хотелось домой: меня трясло от озноба, хотя в квартире было тепло, даже душно. Чувствовала я себя просто отвратительно, так, словно меня били или пытали, на ногах я заметила кровь…
Зине хватило здравого смысла побыстрее убраться из этого дома. Она кое-как привела себя в порядок на кухне над раковиной, запахнула блузку и подвязала ее шнурком от ботинок, который вытащила у кого-то из обуви. Потом подхватила свои босоножки и босиком, стараясь никого не разбудить, выбежала из квартиры; когда дверной замок громко щелкнул, сердце девушки едва не выскочило из груди, и она зайцем понеслась вниз по лестнице, только миновав пять этажей и вылетев из подъезда, чуть-чуть перевела дыхание.
– Как я добиралась до тетки, плохо помню. Меня подвез какой-то парень, наверное, пожалел. Я выглядела дико – растрепанная, в разорванной одежде и босиком… почему-то я так и не надела босоножки. Наверное, была в шоке, – женщина грустно улыбнулась и прикоснулась к ладони дочери. – Остальное ты все знаешь… Через девять месяцев родилась ты, а я все это время размышляла о том, что произошло со мной. Куда пропал Нурлан? Последнее, что я помню, – как мы с ним танцуем, и он гладит меня, целует… Разве он мог просто уйти? Я же видела, что нравлюсь ему!.. И в какой-то момент я стала думать, что у меня была любовь с Нурланом и я просто забыла об этом… Жаль, память стерла все, что было после танца, но раз я беременна, значит, что-то было, и непременно с ним! Никого другого я бы к себе не подпустила, потому что люблю Нурлана! Я убеждала себя в этом снова и снова, пока наконец не поверила в свою выдумку и не заставила поверить всех вокруг. Быть близкой с любимым мужчиной – совсем не то, что оказаться изнасилованной неизвестно кем… Я не могла жить со своей правдой и предпочла ложь!.. Ты, наверное, осуждаешь меня за это?
Женщина устало прикрыла глаза и замолчала. На секунду между ней и дочерью повисла плотная, как вата, тишина; потом на улице заливисто залаяла собака, взвыла чья-то потревоженная машина и на кухне раздался резкий звук отодвигаемого стула и быстрые шаги. Кинувшись к матери, Изольда крепко обняла ее и, неудобно изогнувшись всем телом, прижалась к ее плечам, смеясь и плача одновременно. Потом она сползла на пол, уселась возле ног мамы и, глядя на нее снизу вверх, нежно приникла к ее коленям, потерлась о них носом, так, как делала это сто лет назад, когда была совсем маленькой!