10.11.52
Здравствуй, любимая моя!
Изонька! Я не мог написать тебе в поезде, просто невозможно было — на полке неудобно, а внизу сидели какие-то непонятные, удрученные люди, которых мне не хотелось тревожить. Не сердись, родная моя.
Изулька! Мне хочется написать тебе вот о чем.
Почему?… Почему до этого злополучного 22-го у нас с тобой было так светло, так хорошо, что, казалось, никакие силы ничто не может нас с тобой разъединить?
Мы с тобой были единое целое. О! С 22-го было что-то ужасное, как будто бы все перевернулось и открылся совершенно новый мир. Все дни приходилось только спрашивать и говорить самому себе: — неужели это было сном, который обычно забывается к обеду, как бы он хорош ни был? Я не мог представить себе, что моя Изулька, моя родная, самая бесценная и любимая девушка, которой я первой отдал свое сердце, к которой были все мечты, все мысли, так холодно ответит на мою любовь. Это очень страшно, Изулька.
Но я не верил этому и не верю. Вот сейчас я вернулся от тебя, но на душе у меня все-таки неспокойно. Ведь, Изонька, как далеки были эти 4 дня, проведенные с тобой от тех, прежних, когда мы были с тобой самыми счастливыми, самыми радостными на свете, — это были незабываемые дни нашей дружбы. Но почему они не могли быть всегда такими?… ведь тогда-то не люди, не окружающая среда, заставили нас полюбить и любить друг друга. Нет, не взирая ни на что, мы были с тобой всегда вместе, нам было всегда хорошо, это чувствовалось во всем. Я, Изонька, всегда понимал каждое твое слово, мог читать в твоих глазах все, что ты думала, простое твое прикосновение говорило о большой любви, которой никто и ничто не могло помешать. Я верил в это, да и сейчас нельзя сказать, что я тебе не верю, — это не то слово. Я верю тебе, милая, но просто волнуюсь за некоторую скрытность и отчужденность, которая появилась две недели тому назад. Я не хочу, Изонька, чтобы ты от меня что-то скрывала, не нужно этого делать. Очень прошу тебя — говори только правду.
А то, что было в течение последних двух недель, больше никогда не должно повторяться, и не будем об этом больше вспоминать.
Я верю в тебя, Изулька, верю в то, что у нас будет всегда очень хорошо и светло, — ведь это же зависит только от нас и ни от кого другого. Согласна ты со мной? И еще, Изонька, я хочу, чтобы ты мне объяснила смысл написанных на фотографиях слов (…«боюсь за тебя»… «ситуация» и т. д.) вчера я не совсем это понял.
На этом, Изулька, кончаю. Сейчас сажусь за диплом, вечером пойду к Вл. Мих.
Утром встретил у вокзала Андрея (товарища из группы), передает тебе большой привет.
Жду, Изонька, писем.
Пиши мне чаще, милая моя, больше и все подробно. Большой привет тебе от наших, получил письмо, телеграмму и даже перевод — красота.
Пиши, любимая.
До свидания.
Целую тебя крепко, крепко, как всегда.
Всегда с тобой твой
Изонька! Жду от тебя фото. Присылай скорее. Люблю тебя, хорошую мою. Никому не отдам тебя и никогда. Ясно!