17.09.52 г.
Ну вот, сегодня получил я новое письмо, в котором ты описываешь свой приезд и просьбы все по пунктам перечисляешь.
Что ж? Я согласен держать все в тайне, никому не говорить, что было между нами; по телефону не звонить и в общем делать так, как ты велишь!
А может быть, и скоро мне вовсе не придется писать тебе из-за каких-то «дур-девчонок», которых так боишься ты, хоть на тебя и не похоже это.
Кто знает, может быть…
Но только я тебе скажу, Изулик, не нравится мне это, зачем бояться и скрывать, коль все давно уже решилось. (Так думается мне, а может, и не прав я?)
Единственное, что осталось у меня, так это письма милые твои, твой голос, который раз в неделю могу услышать и главное — та встреча, которая должна быть впереди.
Вот три бесценных утешения со мною были день и ночь и два последние из них хотят отнять, но спрашивается, по какой причине я не достоин их иметь?
Скажу тебе, Изулик, любить не трудно, любить гораздо ведь приятней, чем одиноким странником в пустыне быть! И я с тобою не согласен, и не согласен также я с безумством, о котором пишешь ты. Безумен был у Горького красавец — Сокол, и про него писал он: «Безумству храбрых поем мы песню!..» — и я согласен с ним.
Так буду петь и я, пусть голова моя безумна, а может быть, немного и глупа еще. Но душа… душа моя чиста и очень страстна… чем очень я горжусь и никого не побоюсь сказать, что я люблю безумно, безмятежно, как сердце мне велит!!!
На этом сказ я прерываю, так я решил ответить на письмо твое, так сердце мне мое велело написать сегодня.
Но на тебя, Родная, я не сержусь, не в силах этого я сделать…