Изоляция

Бледная, испуганная, едва ли понимая, что происходит, Яна бегом кинулась назад, по заветным тропкам, на опушку, и дальше, через поля с полегшей пшеницей, к поселку, над которым виднелось зарево пожаров и черными столбами поднимался дым.

О чужих она в ту пору знала немного. Амгахов, часто появляющихся в небе поодиночке и стаями, воспринимала как существ, присущих дикой природе, ну пару раз видела мурглов – настоящих великанов, которые иногда проходили мимо по пыльной дороге. Конечно, из разговоров она знала, что к югу от горного хребта среди руин древних городов обитают и другие диковинные твари, но никогда с ними не встречалась.

Земли людей, простирающиеся к северу от хребта, считались безопасными территориями. Все перевалы и древние дороги охраняли регулярные войска адмирала Тиберия, их называли тиберианцами или храмовниками – кто как привык.

Яна бежала, спотыкаясь, падая, шарахаясь в стороны, ведь навстречу неслись обезумевшие звери, начиная от диких обитателей лесов и заканчивая домашними животными, сорвавшимися с привязей.

Ей было очень страшно… но настоящий ужас ждал впереди, среди охваченных пламенем пожаров, частично обрушившихся в момент гравитационного удара домов.

На беду, в окрестностях поселка располагалось несколько древних логрианских сооружений. Поговаривали, что это устройства «внепространственной транспортировки», но неисправные, однако, на этот раз они сработали, выплеснув на улицы небольшого поселка орду отвратительных существ.

Первое разорванное, окровавленное человеческое тело она увидела на околице.

Кузнец до последнего отбивался от наседавших на него тварей. С десяток уродливых карликов валялись в лужах фиолетовой крови, а могучий и добродушный Макар Иванович – его все называли только по имени отчеству – лежал на обочине, весь в крови и пыли.

Среди пылающих домов метались зловещие тени.

Яна не вынесла жуткого зрелища. Внутри что-то оборвалось, заледенело, мир внезапно крутанулся перед глазами и погас.

…Когда она очнулась, пожары уже догорали. Липкая тьма подступила к поселку со всех сторон.

Не помня себя от горя, зажимая рот побелевшими дрожащими пальцами, она брела по улице среди мертвых, растерзанных тел.

Тлели уголья. Прогорклый дым стлался у самой земли. Ветер налетал ураганными порывами, словно силился снова взметнуть пожарища. Искры и пепел вихрились в ночи, где-то раздавались крики, в отдалении не прекращалась канонада, сверкали зарницы, а потом вдруг все стихло и внезапно хлынул проливной дождь.

Рассудок девочки помутился.

Она брела куда глаза глядят, не разбирая дороги. Ее душа оцепенела. В сумерках часто появлялись силуэты различных уродливых, не похожих на людей существ.

Она продрогла, но не чувствовала холода. Потом вдруг повалил снег. Он кружился, скрывая мир за мглой непогоды.

Яна присела на обочине раскисшей дороги, уже не в силах идти. Кто-то угрожающе рычал вдалеке, но она не обращала внимания на звук, пока тот не стал совсем близким, басовитым, явственным.

Два огненных глаза слепили ее. Чьи-то торопливые шаги расплескивали снежную кашу.

– Казимир! – раздался возглас. – Тут девчонка!

Вновь взревел двигатель, в свете фар промелькнула кряжистая фигура, затем кто-то бережно поднял ее, прижал к груди, шепча:

– Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо.

* * *

Хорошо уже не стало. Никогда. Жизнь поблекла, выцвела. Выжило тело, но не душа. Рассудок со временем пришел в норму, она перестала дичиться людей, прижилась среди храмовников. Казимир – так звали старшего из тиберианцев – заботился о ней, словно о дочери.

Яна никогда не спрашивала его почему. Просто приняла суровое, скупое отеческое отношение к себе и постаралась отплатить если не дочерними чувствами, то послушанием.

Казимир обучил ее всему, что положено знать настоящему бойцу. Эту науку она освоила быстро, с удивительной для девушки легкостью, словно от рождения была предназначена служить смерти.

Чужих она ненавидела люто и слепо. Убивала не задумываясь, холодно, жестоко, и лишь немного повзрослев, начав постигать потаенную сторону боевого искусства тиберианцев, научилась сдерживать себя, не плодить понапрасну сущности.

Воспоминания о своей первой и единственной любви она спрятала так глубоко и надежно, что сама начала забывать о них. Антона не искала, не надеялась встретить, хотя не знала наверняка, выжил он в той бойне или нет.

* * *

«Семантика. Будь она проклята», – думал Го-Лоит, внимая мысленным образам Яны.

Среди людей ходит поговорка: «Чужая душа – потемки». Омни понимал ее смысл, но случай ему попался крайне тяжелый. Возрожденная женщина, вне сомнения, обладала необходимыми знаниями и навыками, но управлять ею при помощи простых, безотказных приемов никак не удавалось.

Яна опиралась на ненависть, как на столп своей души. Она умела принимать боль и всегда возвращала ее сторицей.

«Нет, она не станет убивать амгаха назло мне, – удрученно размышлял Го-Лоит. – Не проявит к нему жалости. Не допустит неосторожных мыслей, а будет пичкать меня пережитой болью, медленно сводить с ума, тратить мое драгоценное время!