Изоляция

Проникнуть в этот дом для меня не проблема. В гостях здесь я был не один раз, к тому же добряк Варяжский особо не пытался скрыть от меня место, где прячет запасной ключ. Впрочем, я бы и сам его нашел, было б время и желание.

На кухне у Варяга особо не прокормишься, но тут ведь понятно: как и я, он не держит схрон у себя дома. Никто из более-менее опытных тягачей так не делает. Ну мне особо-то и не надо. Обойдусь малым. Я разрезал булку домашнего черного хлеба напополам, смочил водой из ведра, обильно присыпал сверху сахаром. От это я понимаю, вкус, узнаваемый с детства. Хрустит сахар под зубами, на языке тает, и ржаной хлеб вкуснее всяких там круассанов. Хоть и челюсти ноют от усилий, а все равно — вкуснотища же! У Варяга еще и мясо вяленое на леске висит, но на деликатес я уж зариться не буду, вообще сволочь, подумает.

Хлебца оказалось враз. И с тем пока управился, вспотел.

На фотографии в коридоре он улыбается вместе с Машей, женой своей. Счастливые были тогда еще. В коридоре я нахожу ручку, квитанцию за свет.

«Голодный приходил, хлеб одолжил. Верну. Салман», — накарябал с обратной стороны.

До городского универмага шагалось веселее. В кишках уютно урчало, во рту все еще ощущался сладкий привкус «белой смерти», а чего нам еще надо-то? Так и топать удобнее, даже дырень в боку ныть перестала.

Проникши в один из классов музыкальной школы, где во время эвакуации был развернут мобильный госпиталь, я поднялся на второй этаж. Обогнув ряды стоящих в коридоре брошенных наспех каталок с желтыми простынями, я зашел в самый дальний класс. Пыль, грязные матрасы на полу, горы пустых ампул, кучи битого стекла, подставки под капельницы, портреты великих композиторов и оперных певцов на стенах. Мебели нет вообще никакой: ни парт, ни шкафов, местами и пол сорван: две зимы ведь миновало, все бесхозные строения неизбежно подверглись разграблению. Музыкальная школа из-за наличия в ней древесины, конечно, занимала в этом рейтинге первое место.

Пройдя к окну, я присел на краешек ржавой каталки и аккуратно оглянул скверик, ранее разделивший улицу на два транспортных потока. Пригляделся к пожарке с противоположной стороны улицы. Чисто вроде как. Тут, правда, недалеко бордель Кота, где народец никогда не иссякает, но они, как правило, активируются ближе к ночи. Сейчас же около двух, так что особого разброда и шатаний можно избежать.

— Ну что, боевая тревога? — спрашиваю сам себя, выскальзывая из музшколы.

Втянув голову, перемещаюсь к сужению дорог. К нагромождению из мешков, где тремя годами ранее пулеметный расчет заседал. Засохшие багровые пятна на мешках, на асфальте черный след от взрыва осколочной гранаты. Оглядевшись, перебегаю дальше, к армейскому «Уралу» со спущенными колесами и продырявленной пулями кабиной. Под колесами россыпь гильз, несмываемая дождем сухая лужа крови.

Еще один бросок — и я в боксе с ярко-красным сто тридцатым «ЗИЛом». Перетащил автомат на грудь, скрылся в темном коридоре, остановился, прислушался. Спалился? Привлек чье внимание? Райончик-то не из тихих, мало ли. Нет, будь спок, все спокойно.

Занял сектор для отдыха на втором этаже. Не только потому, что здесь были кровати, но и потому, что с обоих открытых окон в случай чего можно было смело прыгать — под одним стояла белая «семерка», а под вторым высыпана горка отсева. Удачные отходные пути на случай визита неприятеля.

Но стоило мне прилечь на железную койку и начать погружение в паутину сновидений, как снизу послышались шаги. Мягко идет, ну оно и ясно: кожаные туфли — это тебе не «мартенсы» на танкетке.

Призрак просто знал, где я. Он не замялся ни на секунду, сразу же свернул в нужное крыло. Гребаный Окуляр, неужто нигде не скрыться от его всевидящего глаза?

— Ай-яй, Салман, я ж тебя только на минутку оставил, — заговорил он, еще шагая по коридору. — А ты уже малолеток на решетилово Лымарю бросил. Нехороший человек.

— Слышь, — говорю ему, ставшему в дверях. — Ты еще скажи, что я и за них кому-то должен буду. Может, они тоже без дурных намерений увязались?

— Да не, кто ж за такую шушваль спрашивает? «Их называют „сволочи“, контингент из беспризорников…» Ну чего разлегся, Глебушек? Пошли давай. А то самое интересное пропустим.

— И куда мы с Пятачком? — Я с трудом поднялся, держась за бок. Взял свой автомат.

— Большой-большой секрет, — подыграл мне Призрак. — Рядышком здесь. В парк прогуляемся, в тире постреляем.