Все это замечательно, подумал Дэлглиш, но умный человек, несомненно, понял бы, насколько важно выдать как можно меньше информации. А главный врач был человеком весьма умным. Выражая благодарность доктору Этриджу в завершение беседы, Дэлглиш задумался над этим моментом. Насколько тщательно главврач проанализировал ситуацию, прежде чем объявить о случившемся коллегам? Действительно ли он рассказал всем, что мисс Болем закололи, без всякого умысла, как казалось на первый взгляд? Ведь и в самом деле было бы невозможно обмануть большую часть сотрудников. Доктор Штайнер, доктор Бейгли, Нейгл, доктор Ингрэм и старшая сестра Эмброуз — все видели труп. Мисс Придди тоже его видела, но, очевидно, пулей вылетела из комнаты, даже не оглянувшись. Таким образом, в неведении оставались сестра Болем, миссис Босток, миссис Шортхаус, мисс Саксон, мисс Кеттл и Калли. Вероятно, Этридж нисколько не сомневался, что ни один из них не может оказаться убийцей. Как у Калли, так и у Шортхаус, имелись алиби. Главный врач не желал ставить под удар сестру Болем, миссис Босток или мисс Саксон? Или он был убежден в том, что убийца — мужчина и любые ухищрения с целью ввести этих женщин в заблуждение казались ему пустой тратой времени? Возможно, он даже опасался всеобщего возмущения и негодования? Конечно, главный врач почти прямым текстом заявил, что всех, кто работает на третьем и четвертом этажах, можно исключить из списка подозреваемых, поскольку у них была возможность открыть один из пожарных выходов. Но ведь и он находился в кабинете на третьем этаже. В любом случае убийце было бы удобнее всего открыть дверь в подвале, и Дэлглишу с трудом верилось, что он упустил такую возможность. Можно было бы в считанные секунды отпереть этот замок и доказать, что убийца вышел из клиники таким образом. Но дверь в полуподвале была крепко заперта на засов. Почему?
Следующим на порог комнаты ступил доктор Штайнер, невысокий, подтянутый, на первый взгляд совершенно спокойный. В мерцании лампы, стоявшей на столе мисс Болем, его гладкая бледная кожа, казалось, излучала слабый свет. Хоть и создавалось впечатление, что он собран и держит себя в руках, он волновался, поскольку покрылся испариной. Тяжелый запах исходил от его одежды, от сшитого по фигуре традиционного черного халата, что обычно носят врачи-консультанты. Дэлглиш удивился, когда доктор сказал, что ему сорок два года. Он выглядел старше. Гладкая кожа, внимательные карие глаза, пружинистая походка создавали иллюзию молодости, но у врача уже появился лишний вес, а темные волосы, предусмотрительно зачесанные назад, никак не могли скрыть похожую на тонзуру плешь на макушке.
Доктор Штайнер, очевидно, решил отнестись к встрече с полицейским как к светскому мероприятию. Протянув пухлую ухоженную руку, он с улыбкой поздоровался и поинтересовался, имеет ли честь разговаривать с поэтом Адамом Дэлглишем.
— Я читал ваши стихи, — с некоторой гордостью заявил он. — Примите поздравления. Такая обманчивая простота в ваших стихах! Я начал с вашего первого произведения и прочел все до конца. Вот так я приобщаюсь к поэзии. На десятой странице я поймал себя на мысли, что у нас в стране, вероятно, появился новый поэт.
Дэлглиш мысленно отметил, что доктор Штайнер не только читал его книгу, но и обладал способностью к критическому мышлению. И самому Дэлглишу на десятой странице иногда начинало казаться, что в его стране, вероятно, появился новый поэт. Доктор Штайнер спросил, не знаком ли Дэлглиш с Эрни Бейлсом, новым молодым драматургом из Ноттингема. Он так надеялся на положительный ответ, что Дэлглиш даже почувствовал себя в высшей степени неловко, открестившись от знакомства с мистером Бейлсом и переключив разговор с литературной критики на предмет, ради которого и устроили опрос. Доктор Штайнер тут же принял потрясенно-торжественный вид.
— Все случившееся ужасно, просто ужасно. Я был одним из первых, кто увидел тело, и, как вы, наверное, знаете, зрелище повергло меня буквально в шок. Я трепетал от страха — какое жуткое насилие. Это отвратительное происшествие. Доктор Этридж, наш главный врач, должен уйти на пенсию в конце года. И это самое неприятное, что могло случиться за последние месяцы его работы в клинике.
Он с грустью покачал головой, но Дэлглишу почудилось, что в маленьких карих глазах промелькнуло нечто похожее на удовлетворение.
Идол Типпета уже поведал свои секреты эксперту по отпечаткам пальцев, и Дэлглиш поставил его на столе перед собой. Доктор Штайнер вытянул руку, чтобы прикоснуться к фигурке, затем отдернул ее и сказал: