— Все было в идеальном порядке. Архив, естественно, заперли, так что я взяла ключ из комнаты дежурных и снова закрыла дверь, когда закончила. Я повесила ключ обратно на доску.
— А вы кого-нибудь видели?
— Нет. Хотя я слышала вашу пациентку, которая проходит лечение ЛСД. Я еще подумала, что она очень сильно шумит. Настолько сильно, что могло показаться, будто она одна.
— Она была не одна. И никогда одна не остается. Вообще-то я сам находился с ней примерно до пяти сорока. Если бы вы проходили там на пару минут раньше, то мы бы скорее всего встретились.
— Только если бы мы оба воспользовались лестницей, ведущей в подвал, или вы пришли в архив. Но мне кажется, я никого не видела. Следователь неоднократно спрашивал меня об этом. Интересно, опытный ли он. Похоже, все случившееся сильно его озадачило, у меня возникло такое впечатление.
Больше они не говорили об убийстве, хотя доктору Бейгли казалось, что воздух в машине словно отяжелел от незаданных вопросов. Через двадцать минут он подъехал к квартире мисс Кеттл у Ричмонд-Грин и с чувством облегчения протянул руку, чтобы открыть для нее дверь. Как только она исчезла из виду, он вышел из машины и, бросив вызов промозглой сырости, открыл крышу. Следующие несколько миль превратились в сплошную золотую нить мигающих светоотражателей у гребней дороги, в поток холодного осеннего воздуха. Не доезжая до Столлинга, доктор свернул с главной дороги туда, где темный, на вид неприветливый маленький паб скрывался под сенью окружавших его вязов. Красавчики из Столлинг-Комб никогда не замечали его или просто отвергали, предпочитая модные заведения на границе зеленой зоны; их «ягуары» не припарковывались у его черных кирпичных стен. В помещении для более состоятельных посетителей было пусто, как всегда, но из-за деревянной перегородки, отделявшей его от общего зала, доносился невнятный шум голосов. Бейгли занял место у камина, который горел и зимой, и летом и который, очевидно, топили зловонными обломками старой мебели трактирщика. Это помещение не выглядело особенно уютным. Дым из трубы сдувало ветром на восток, на каменном полу не было никакого покрытия, а деревянные скамьи вдоль стен казались слишком жесткими и узкими, чтобы можно было расположиться на них с удобством. Зато пиво тут хорошее и холодное, стаканы — чистые и постоянно царит атмосфера некоего необъяснимого покоя, возникающая вследствие пустоты и уединения этого места.
Джордж принес его привычную пинту.
— Поздновато вы сегодня, доктор.
Джордж так называл Бейгли со времени его второго визита сюда. Доктор не знал и не интересовался, как Джордж выяснил, кем он работает.
— Да, — кивнул он. — Я задержался в клинике.
Больше он ничего не сказал, и Джордж вернулся к барной стойке. Потом Бейгли подумал, разумно ли он поступил. Завтра сообщение об убийстве уже попадет во все газеты. Вероятно, его даже будут обсуждать в общем зале. Джордж скорее всего будет говорить так: «Доктор вел себя как всегда по пятницам. Он не сказал ничего об убийстве… Хотя выглядел расстроенным…»
Было ли подозрительным то, что он ничего не сказал? Разве для невиновного человека не было бы естественнее поговорить об убийстве, о котором он узнал? В маленькой комнатке внезапно стало невыносимо душно, покой сменился всплеском волнения и боли. Доктор должен как-то сообщить Хелен, и чем скорее она обо всем узнает, тем лучше.
Но хотя Бейгли ехал быстро, перевалило уже далеко за десять, прежде чем он добрался до дома и сквозь высокую буковую изгородь различил свет в спальне Хелен. Значит, она поднялась, не дождавшись его; это всегда было плохим знаком. Паркуя машину в гараже, Бейгли собрал волю в кулак, пытаясь подготовиться к тому, что ждало его дома. В Столлинг-Комб было очень тихо. Это был маленький частный жилой район из специально спроектированных архитекторами домов, построенных в традиционном стиле, каждый с просторным садиком. Район почти не сообщался с соседней деревней Столлинга и представлял собой настоящий оазис процветающего пригорода, жители которого, связанные узами общих предрассудков и снобистских взглядов, жили, как изгнанники, упорно блюдя законы цивилизации, среди представителей чуждой им культуры. Бейгли приобрел свой дом пятнадцать лет назад, вскоре после женитьбы. Тогда этот район ему не понравился, и прожитые годы подтвердили нелепость пренебрежения первыми впечатлениями. Но Хелен любила его, а тогда она была беременна, так что у него была еще одна причина попытаться сделать ее счастливой. Для Хелен дом, просторное здание, построенное в стиле эпохи Тюдоров, воплощал в себе множество радужных перспектив. На лужайке перед домом рос огромный дуб («самое подходящее место, где можно укрыться с коляской в жаркий день»), Хелен нравился широкий коридор («дети полюбят его, когда подрастут и начнут устраивать вечеринки») и тишина во всем районе («так спокойно для тебя, дорогой, особенно после Лондона и всех этих ужасных пациентов»).