Изощренное убийство

Вся мебель была старой и массивной. Резная дверь платяного шкафа красного дерева бесшумно распахнулась, открыв ряды плотно сложенной одежды. Вещи были дорогие, но немодные. Мисс Болем покупала их в магазине, что до сих пор обслуживал преимущественно пожилых достопочтенных провинциальных вдов. Там были добротные юбки неопределенного цвета, тяжелые пальто, сшитые так, чтобы пережить дюжину английских зим, шерстяные платья, которые не могли оскорбить чей бы то ни было взгляд. Стоило закрыть платяной шкаф, как тут же представлялось невозможным вспомнить и описать хоть один предмет гардероба мисс Болем. В углу, сокрытые от света, стояли цветочные горшки, засаженные, несомненно, луковицами растений, рождественское великолепие которых мисс Болем уже не суждено было увидеть.

Дэлглиш и Мартин проработали вместе достаточно много лет, чтобы нуждаться в обмене мнениями, и передвигались по квартире почти в полной тишине. Везде была все такая же массивная старомодная мебель, царил все тот же порядок и чистота. Было трудно поверить, что совсем недавно в этих комнатах кто-то жил, кто-то готовил еду на совершенно безликой кухне. Здесь было очень тихо. На такой высоте, заглушаемый толстыми викторианскими стенами, шум транспорта на Кенсингтон-Хай-стрит отдавался лишь далекой слабой пульсацией. Только настойчивое тиканье старинных часов в коридоре нарушало гнетущую тишину. Ощущался холод, и почти ничем не пахло, если не считать аромата цветов. Они были повсюду. Один горшок с хризантемами располагался на столике в коридоре, еще один — в гостиной. На подоконнике в спальне ютился небольшой горшочек с анемонами. На буфете в кухне стоял более высокий медный сосуд с опавшими осенними листьями, собранными, вероятно, во время недавней прогулки в деревне. Дэлглиш не любил осенние цветы — хризантемы, которые упрямо отказываются умирать, гордо поднимая растрепанные головы даже над гниющим стеблем, не имеющие запаха георгины, которые годятся только для того, чтобы расти стройными рядами в муниципальных парках. Его жена умерла в октябре, и он давно знал, что такое потери, которые следуют за гибелью сердца. Осень больше не была для него приятным временем года, цветы в квартире мисс Болем лишь усиливали общую атмосферу уныния, словно венки на похоронах.

Гостиная была самой большой комнатой в квартире, и здесь находился письменный стол мисс Болем. Мартин оценивающе провел пальцем по столешнице.

— Это сделано из хорошего цельного массива дерева, сэр, не правда ли? У нас дома есть стол вроде этого. Нам он достался от тещи. Знаете, теперь такую мебель не делают. Конечно, за такой стол ничего не получишь. Он слишком велик для современных комнат, как мне кажется. Но качества у него не отнять.

— На него, несомненно, можно облокотиться, не рискуя рухнуть на землю, — сказал Дэлглиш.

— Об этом-то я и говорю, сэр. Хороший цельный массив. Неудивительно, что мисс Болем от него не отказалась. Достаточно благоразумная особа, я бы сказал, из тех, кто знает, как жить с комфортом. — Он придвинул к столу, за которым уже устроился Дэлглиш, еще один стул, тяжело опустился на него и, казалось, почувствовал себя уютно и комфортно.

Ящики стола оказались не заперты. Верхний выдвинулся без всякого усилия. В нем стояла портативная печатная машинка и металлическая коробочка с папками, причем каждая была аккуратно надписана. В других ящиках и отделениях стола лежала бумага для письма, конверты и письма. Как они и ожидали, все было разложено в идеальном порядке. Они вместе просмотрели архивы. Мисс Болем платила по счетам, как только наступал срок их оплаты, и вела записи всех домашних расходов.

Там было что просмотреть. Сведения о ее капиталовложениях находились в папке с соответствующим названием. После смерти матери трастовые ценные бумаги были выкуплены, а капитал реинвестирован в обыкновенные акции. Портфель был очень хорошо сбалансирован, поэтому едва ли могло возникнуть сомнение в том, что мисс Болем обратилась за консультацией к специалистам и значительно увеличила объем своих активов за последние пять лет. Дэлглиш обратил внимание на имя ее биржевого маклера и солиситора. С ними обоими придется встретиться, прежде чем расследование будет завершено.

Покойная не сохранила почти никаких личных писем; вероятно, немногие из них стоили того, чтобы их беречь. Но было одно, лежавшее под буквой «П», которое могло представлять некий интерес. Оно было написано разборчивым почерком на дешевой линованной бумаге, пришло с адреса в Бэлхеме, и говорилось в нем следующее: