Изощренные лжецы

– Если бы она выжила, то со временем стала приземленной и скучной, – заметила Катя.

– Я это понимаю, но ничего не могу с собой поделать, – ответил он и задумчиво продолжил: – Я сейчас разговариваю с тобой, и прошлая жизнь мелькает перед глазами. Как мы с ней познакомились во дворе, едва я вернулся из армии; как сидели в беседке обнимаясь. Когда она забеременела, мы решили пожениться. У нас не было денег, поэтому и костюм, и платье мы взяли напрокат. Не было даже ресторана. После загса мы с друзьями отправились в центр города пешком. Машины сигналили вслед, прохожие оборачивались, хозяева летних кафе бесплатно угощали шампанским. И это была самая лучшая свадьба.

На несколько секунд Валера замолк, снова выпил и только потом продолжил:

– Беременность протекала тяжело. Большую часть она проводила в больнице. В день моего рождения жена под расписку ушла, чтобы побыть рядом со мной. Мама приготовила вкусный ужин, и мы втроем сели за стол. Жена произнесла очень красивый тост. Позже, вспоминая её слова, я вдруг осознал, что она словно прощалась, как будто предчувствовала беду, – Валера снова ненадолго замолчал. – Поздно ночью жене стало плохо, её увезли на скорой. Как мне объяснили врачи, мой сын умер в утробе, а когда его извлекали, во время операции погибла жена. Только после её смерти я узнал, что Кате, её тоже звали Катей, изначально рекомендовали прервать беременность. Но она очень хотела этого ребенка, поэтому подписала документ, в которой снимала с врачей ответственность в случае трагичного исхода. Она очень любила меня.

Валера снова замолчал, погрузившись в воспоминания.

– А потом? – осторожно спросила Катя.

– Затем я уехал в столицу и стал тем, кем стал. Еще я придумал себе другой день рождения, потому что в день смерти Кати мне невыносимо было принимать поздравления, притворяться веселым.

Валера устало откинулся на спинку стула, потирая лицо, затем его рука снова потянулась к бутылке.

– Очень трогательная история, я сочувствую твоему горю. Только при чем здесь я? – спросила Катя.

Валера внимательно посмотрел на неё, словно видел в первый раз.

– Я даже не помню, когда именно ты стала любимицей народа, – проговорил он, не отрывая от неё глаз. – Поначалу тебе отводилась роль пешки, но незаметно ты стала королевой. Мое президентство будет ассоциироваться только с твоей личностью. По сути, я ничего особенного не сделал. Просто был. Не развалил страну, не довел до кризиса – уже хорошо. Время, проведенное с тобой, заставило посмотреть на тебя другими глазами.

Они продолжали смотреть друг на друга. Его взгляд просил, её – саркастично разглядывал.

– У меня совсем нет шансов? – произнес Валера.

– Нет, – бросила Катя, поднимаясь с места.

Не прощаясь, она скрылась в дверях. На этот раз Валера не стал её преследовать.

Постепенно жизнь первой леди вошла в размеренное русло, подчиненное строгому расписанию ежедневника.

Спустя месяц она узнала о смерти первого мужа. Самое трудное было сообщить сыновьям.

Павел завещал похоронить себя в Германии. Может, не хотел, чтобы его тело подвергли транспортировке, или старался избежать повышенного внимания к своей смерти. Но в любом случае второе ему сделать не удалось, ведь когда-то он был мужем Катерины Мишиной, и сейчас она присутствовала на погребении. Власти оцепили территорию, но это не спасло от наплыва прессы. На несколько минут в небе даже завис вертолет.

На похоронах Матвей не мог сдержать рыданий. Лицо Корнея напоминало бледную неподвижную маску.

Потом Катя с детьми скрылись от всех на острове, который Павел завещал сыновьям. Она не хотела вести детей в холодную дождливую Москву, где сама погода способствует развитию депрессии. Пусть лучше её мальчики побудут здесь: половят рыбу с местными жителями, возьмут уроки серфинга, ну или просто поваляются на пляже.

Но уже через неделю Кате пришлось ненадолго уехать.

– У Жанны Журавлевой случилось несчастье, – осторожно произнесла Юля. – Её муж погиб. Вертолет упал в горах.

На этот раз Катя вылетела в Швейцарию. В пути пришло сообщение от Валеры:

«Я тоже буду там. Макар был моим давним другом, мы вместе зарабатывали первый капитал».

Катя укрылась по шею пледом и закрыла глаза. Ей приснились венки и заупокойная молитва. Катя вздрогнула и проснулась. Она куда-то летит? Зачем? На похороны? А к кому? К Виталику, Павлу или Макару?

Слишком много смертей вокруг, слишком много.

Хрупкая фигура Жанны сиротливо смотрелась в огромной гостиной. Катя присела рядом и крепко обняла её.

– Спасибо, что приехала, хотя не надо было оставлять детей. Я бы поняла, – всхлипнула Журавлева.

– Я не могла иначе. Ты моя подруга.

– У меня состояние дежавю, – призналась Жанна. – Младший сын тоже хоронит отца. Я сама временами не понимаю, о ком плачу. Иногда мне кажется, что у Макара лицо первого мужа. Если я сойду с ума, позаботишься о моих детях?

– Не говори глупостей. Ты расстроена. Это пройдет.

На отпевании Катя ощущала себя почти неживой. Да и какая может быть жизнь в опустошенной душе, уставшем теле и в голове без мыслей?