Израиль, которого не было

На первых порах существования израильского государства провал исследований по выявлению «еврейской ДНК» породил демократические тенденции в определении принадлежности к еврейству прибывающих. По свидетельству Шломо Занда, «в ходе первой переписи населения, проведенной 8 ноября 1948 года, жители Израиля сами заполняли анкету, в которой указывали свою национальную и религиозную принадлежность; эти декларации стали основой их гражданской регистрации. Таким образом, израильское государство втихую превратило в евреев многочисленных членов семей, родители которых, скажем так, не непременно исповедовали иудаизм. В 1950 году данные о новорожденных все еще заносились в специальные бланки без указания национальности и религии; правда, эти бланки существовали в двух вариантах — на иврите и по-арабски. Ребенок, чьи родители заполняли ивритский бланк, автоматически признавался евреем»[28].

В 1956 году после отступления из Синая была предпринята попытка еще радикальнее демократизировать процесс репатриации. «В марте 1958 года, на фоне снизившегося накала национальных чувств, Исраэль Бар-Иехуда, тогдашний министр внутренних дел, видный представитель левого сионистского лагеря (один из лидеров партии «Ахдут Ха-Авода»), издал внутриведомственную директиву, согласно которой «человек, искренне провозгласивший себя евреем, будет зарегистрирован как еврей без предъявления дополнительных доказательств»[29].

Однако нововведения эти быстро потонули в хоре возмущенных голосов. Указанную поправку отменил тогдашний руководитель израильского государства Давид Бен-Гурион. Он решил, что человек не может стать евреем исключительно по желанию, чем в очередной раз продемонстрировал неистребимость расового комплекса у израильтян (как, впрочем, и у многих других народов).

Так же, как и антропология с генетикой, лингвистика не дает повода для торжества еврейской национальной идеи. Современный еврейский язык (иврит), считающийся древним языком евреев, как разговорный язык возник совсем недавно, в XX в., в ходе переселения евреев в Палестину. В изгнании же они пользовались языком своих, так сказать, «поработителей». В Испании это был ладино, в Германии — идиш, на Руси, как вы, наверное, уже догадались — русский (иногда, правда, переходящий в тот же идиш).

Впрочем, одесский жаргон евреев несколько от русского отличается. Как и ладино с идишем — от испанского и немецкого.

Даже в древнюю эпоху разговорным языком евреев был арамейский. Существовали, правда, тексты на иврите, но ими пользовались немногие. В первую очередь в их числе можно назвать масоретов (хранителей традиций). В эпоху Средневековья на иврите были написаны тексты Каббалы, комментарии к Библии и Талмуду, испанская поэзия (Йегуда Галеви, Ибн Эзра и др.)

То есть и языком евреи в большинстве своем не отличались и не отличаются от коренного населения «приютивших» их стран.

Обычно объясняют это следующим образом. Население Иудеи в изгнании просто растворилось в массе приютивших его народов. Лишь части из них удалось сохранить первозданный облик, тот самый семитский тип. Ну, или то, что считается «первозданным обликом».

Сходным образом объясняется и незнание евреями «родного» языка. Ассимиляция, дескать, достигла таких пределов, что «несчастным» не удалось его сохранить. В силу, так сказать, гонений и погромов.

Как будто правдоподобно.

Но опять-таки как совместить все это с закрытостью еврейских сообществ, с резко отрицательным отношением иудаизма к прозелитизму, с политикой изоляционизма, с запретом браков с иноплеменниками?

Как вообще в условиях гонений удалось сохранить религию праотцев, если не получилось сберечь даже родной язык?

В настоящее время все большую популярность завоевывает следующая точка зрения. Политика изоляционизма, которой будто бы следовали евреи на протяжении всей истории своего существования, — это миф, созданный «сионскими мудрецами» с определенной целью — придать еврейству очертания нации. Лишь относительно недавно, — а именно, в начале нашей эры, если верить традиционной хронологии, — оно действительно замкнулось в себе, постепенно обретая национальные черты. Я имею в виду не только пейсы и ермолки, но и своеобразный менталитет. Немало поспособствовала выработке национальных особенностей профессиональная деятельность, которой евреи занимались веками, — торговля, ростовщичество, взимание налогов. Сыграла определенную роль и религия. Думается, не таким узнаваемым был бы еврей, если бы иудаизм исповедовали и другие народы.

Процесс обретения евреями национального своеобразия еще и сейчас не окончен, несмотря на то, что ему придано ускорение формированием государства Израиль. Логика раввинов при принятии доктрины изоляционизма была простой: какой же это народ, если в него могут переходить все, кому не лень? Кто поверит, что евреи — это нация, если откроется правда о распространении иудаизма таким нехитрым и отнюдь не биологическим способом, как обращение в свою веру неевреев? О каких «кровных узах», объединяющих евреев всех стран, можно будет говорить в этом случае?