Израиль Поттер. Пятьдесят лет его изгнания

Однако графиня предпочла не заметить этой парижской просьбы и словно нечаянно с большим искусством скрыла правую руку в складках платья, а затем более приветливым тоном пригласила своего нежданного гостя перекусить перед дорогой и поблагодарила его за учтивость. Но Поль отказался от этого приглашения и, трижды поклонившись, удалился.

В передней он увидел Израиля, который изумленно таращил глаза на круглый стальной щит, над которым перекрещивались двуручный шотландский меч и рапира.

— Точь-в-точь оловянное блюдо с ножом и вилкой, капитан Поль!

— Верно, верно, мой лев. Однако пойдем! Чертовское невезенье: старый фазан где-то летает. Хоть в гнезде осталась красивая фазанка, но что толку! Придется нам убраться восвояси с пустыми руками.

— Да неужто мистера Селкирка нету дома? — осведомился Израиль с притворным огорчением.

— Мистера Селкирка? Ах, ты имеешь в виду Александра Селкирка.[78] Нет, мой милый, на острове Сент-Мэри его нет; он далеконько отсюда, живет отшельником на острове Хуан-Фернандес, как ни жаль. Ну, идем же!

На крыльце их поджидали оба офицера. Поль кратко сообщил им, как обстоят дела, и добавил, что им остается только покинуть остров.

— Уплыть, и чтобы все наши труды пропали даром? — сердито спросили офицеры.

— Так чего же вы хотите?

— Военной добычи — серебряной посуды, а то чего же?

— Какой позор! Я думал, что мы с вами джентльмены.

— Английские офицеры в Америке тоже все как на подбор джентльмены, но они забирают серебро из домов противника, где только могут.

— Ну-ну, не следует понапрасну их чернить, — возразил Поль. — Таких офицеров, о которых вы говорите, в английской армии едва ли найдется двое на двадцать — это обыкновенные грабители и карманники, которым королевский мундир служит только ширмой для их темного ремесла. Остальные же все — люди чести.

— Капитан Поль, — продолжали спорить офицеры, — мы отправились в эту экспедицию, зная, что нам вряд ли будут платить жалованье, однако мы рассчитывали на честную военную добычу.

— Честная военная добыча? Это что-то новенькое.

Однако офицеры стояли на своем. Поль считал их лучшими своими офицерами и, видя, что они полны решимости, в конце концов с неохотой согласился, опасаясь иначе восстановить их против себя. Тем не менее сам он наотрез отказался участвовать в этом деле. Поставив офицерам условие, что они ни под каким предлогом не приведут в дом матросов, не устроят обыска и возьмут только то, что предложит им сама графиня после того, как они сообщат ей свои требования, он кивнул Израилю и, вне себя от негодования, спустился с ним к морю. Но тут же передумал и послал Израиля обратно — сопровождать офицеров, чтобы вместе с ними получить серебро, так как питал неколебимое доверие к его честности.

Появление офицеров сильно напугало графиню. С холодной решимостью они объяснили ей цель своего прихода. Оставалось только подчиниться. Она удалилась. Явился дворецкий и принялся молча ставить на стол перед офицерами и Израилем серебряные подносы и дорогую посуду.

— Мистер дворецкий, — сказал Израиль, — позвольте, я помогу вам таскать бидоны из молочной!

Однако дворецкий, не зная, принять ли это за деревенское простодушие или за насмешку, только пуще нахмурился, обиженный республиканской фамильярностью Израиля, и отказался от всякой помощи — он и без того кипел негодованием против этой шайки бессовестных разбойников, какими они ему представлялись, посмевших нанести подобное оскорбление столь знатному дому. Четверть часа спустя офицеры покинули гостиную, унося свою добычу.

На крыльце к ним подскочила румяная девушка и, сверкая глазами, добавила к их ноше «с поклоном от графини» две детские коралловые погремушки, оправленные в серебро.

Надо сказать, что один из офицеров был француз, а другой — испанец.

Испанец возмущенно швырнул свою погремушку на землю. Француз же весьма учтиво взял свою, поцеловал ее и сказал девушке, что будет свято хранить этот коралл в память о ее розовых щечках.

Когда они спустились к морю, то увидели, что капитан Поль, прижав лист бумаги к гладкому камню в обрыве, что-то торопливо пишет карандашом. Вот он поставил свою подпись и, бросив на офицеров укоряющий взгляд, передал бумагу Израилю с приказанием немедленно отнести ее в дом и вручить леди Селкирк в собственные руки.

Письмо гласило: