Израиль. Земля обетованная

Однажды я обратилась на иврите к черноволосому парню с темно-карими восточными глазами, подумав: точно марокканец, спросила, как пройти к ближайшему магазину, где продаются кисти и краски. Он, услышав мой акцент, ответил на чистейшем русском языке. Потом мы еще не раз интересовались у людей, как проехать или пройти куда-то. Отвечали нам по-русски в семи случаях из десяти. Вот чудеса! Сейчас население Израиля шесть с половиной, может быть, уже около семи миллионов. Из них два миллиона – наши, но у меня сложилось впечатление, что говорит по-русски каждый второй. И как бы они ни спешили, куда бы ни бежали, всегда останавливаются, объясняют, провожают, если время есть, даже до места. Это касается всех израильтян, не только русскоговорящих. Кстати, до художественного магазина нас проводил русский парень, который как раз туда и шел, рассказав по дороге всю свою биографию и разузнав подробности нашей жизни.

Зима 1991 года была холодной, до минус трех градусов доходило, страшное дело. Смена климата подействовала так, что я сразу заболела, простудилась, болело горло. Мне говорили, что в Израиле все знают английский язык, так что я и не волновалась, как первое время обойдусь без древнееврейского. Приехав в Израиль, я даже точно и не знала, как на нем поздороваться или извиниться. И вот, простудившись, я на третий день моего пребывания в стране впервые отправилась в магазин – за медом, надеясь обойтись милейшим английским словом «honey». Любезно и тихо я спрашивала марокканских евреев Кирьят-Шмоны по-английски, не продадут ли они мне мед. Когда меня не поняли в третьем магазине и попросили громко и доходчиво объяснить, чего я хочу, на простом английском, который в Туманном Альбионе называется «broken English», я объяснила. «Дваш!!!» – радостно выдохнули израильтяне. Так «дваш» – мед стал моим первым ивритским словом, и скоро я уже распевала популярную тогда песню: «Манго, банана вэ лимон, дваш вэ цинамон…» Переводить, надеюсь не нужно, впрочем «цинамон» – это корица.

В гостинице Эйн-Геди работником, который нас заселял, был Лева, а здесь, в небольшом отеле на берегу Средиземного моря, нас принимал Женя. Гостиница маленькая, построенная на склоне. Около нее несколько парковочных мест, не больше пяти. Женя сказал: «Подождите минутку, я сейчас куда-нибудь отгоню свою машину, и поставим вашу». Все просто, все свои, все по-домашнему. Мы сказали, что не будем ездить на машине все три дня в Тель-Авиве, будем только ходить пешком. Нам дали парковочное место у гостиницы, куда мы и поставили машину так, чтобы она не мешала другим выезжать и въезжать. Женя вспомнил, что завтра бесплатная экскурсия на бриллиантовую биржу с заездом в старинный город Яффо, на которую мы с радостью записались, хоть и мелькнула мысль, что бесплатно попасть на бриллиантовую биржу – это странно. Обрусел Израиль, а когда-то он был совершенно другой страной. Не могу не сделать паузу в описании страны, чтобы рассказать о той, кто эту самую страну создавал. По-моему, она заслуживает внимания.

Голда Меир

Она вспоминала, как в первые годы строительства Израиля люди работали день и ночь – не имея в достаточном количестве еды, не имея нормальной одежды. Тогдашние «модницы» вырезали дырки для рук в мешках из-под зерна или еще чего-то, и получалось платье. И ладно! Вся жизнь была ради идеи.

Она была дочерью плотника из Киева. Она стала премьер-министром, а потом президентом страны. Кстати, от этой должности отказался Эйнштейн.