Израненное сердце

Серва смотрит на меня открыв рот. Такого она не ожидала.

– Ты хочешь сказать… – начинает сестра.

– Я люблю его, – говорю я.

– Любишь! Но, Симона…

– Я знаю, что ты скажешь. Ты думаешь, что пока я даже не понимаю значение этого слова. Но я понимаю, Серва. Я люблю его.

Серва медленно качает головой. Она не знает, как меня вразумить. Донести, что наши родители будут в ярости. Что это безрассудство – влюбляться в первого же парня, с которым поцеловалась.

– У тебя есть его фото? – наконец спрашивает она.

Я открываю скрытую папку на своем телефоне, где храню единственную фотографию Данте.

Это снимок, который я сделала, когда мы ходили в подпольный бар. Он сидел за столом напротив и слушал музыку.

Я подняла телефон, чтобы сфотографировать парня, и он повернулся ко мне ровно в тот момент. Строгий и суровый.

В баре было так сумрачно, что фото кажется почти черно-белым, лишенным всякой насыщенности. Волосы Данте сливаются с тенями вокруг его лица, а кожа выглядит бледнее, чем на самом деле. Его глаза под низкими густыми бровями подобны двум ониксам. Отросшая щетина на подбородке напоминает синяк.

Серва крепко сжимает губы.

Я знаю, кого она видит. Гангстера. Бандита.

Она не знает, что Данте гораздо глубже, чем кажется.

– Сколько ему лет?

– Двадцать один.

– Выглядит старше.

– Я знаю.

Сестра возвращает мне телефон. Ее взгляд кажется встревоженным.

– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Симона.

Не знаю. Не имею ни малейшего понятия.

Я возвращаюсь в свою комнату. Через час мы должны увидеться с Данте. Я сказала mama, что мы с Эмили встречаемся в ресторане.

Меня до сих пор мутит от разговора с Сервой. Я ненавижу ссоры. Я ненавижу осуждение. Невыносимо ощущать его от людей, которых я люблю больше всего на свете.

Я бросаюсь в свою ванную и меня тошнит в раковину. Затем я полощу рот водой и смотрю на себя в зеркало.

Мой взгляд такой же встревоженный, как у Сервы.

Данте

Мы не виделись с Симоной почти неделю. Я на грани, я жажду ее, как наркоман жаждет дозы.

Девушка пишет мне, что ее родители что-то подозревают и задают вопросы всякий раз, когда она пытается выйти из дома.

Я отвечаю:

«Мы должны перестать скрываться».

Она долго молчит, прежде чем начать писать ответ. Затем останавливается и снова пишет.

Наконец мне приходит сообщение:

«Я знаю. Мне тоже это не по душе».

Нахмурившись, я быстро печатаю:

«Так расскажи им про меня».

Еще одна долгая пауза. Наконец Симона отвечает:

«Я хочу. Но я боюсь».

Я понимаю ее. Я знаю, как важна для девушки ее семья. Знаю, как расцветает она на их одобрении и принятии.