Изумруд – камень смерти

– Может, ты сейчас приедешь ко мне, тут и решим?

– Можно, конечно, и сейчас, – Вовец почувствовал волнение, – если завтраком накормишь.

– Конечно! – Ему показалось, что она сказала это с облегчением. – Записывай адрес. – Она продиктовала. Вовец этот дом на углу Московской и Большакова знал. – Тридцать минут тебе на дорогу!

В трубке раздались частые гудки, и Вовец решил, что Валентина специально так поспешно прервала разговор, чтобы он сразу же, без отговорок и оттяжек, ехал к ней. Во всяком случае, такая версия была ему больше всего по душе. Он глянул в зеркало на свое загорелое лицо, решил – бороду сбривать никак нельзя, и вовсе не потому, что она придает мужественный вид, а просто подбородок под ней белый, не загоревший. Быстро собрался, бросил в сумку пакет с изумрудами и направился к дверям. Он уже почти ушел, как снова настойчиво задребезжал телефон.

Поколебавшись, Вовец вернулся и поднял трубку, хотя внутренний голос подсказывал ему, что делать этого не надо, что ничего приятного он не услышит, скорее, наоборот.

– Здравствуй, Вова! – сказал некто с превосходством человека-невидимки: я, мол, тебя вижу, а ты меня нет. – Как настроение?

Вовец узнал голос, испортивший ему настроение на рассвете десять дней назад. Произошедшие за это время события несколько затерли в памяти таинственный тот звонок, Вовец слегка подзабыл о нем, но стоило появиться в городе, как неизвестный шантажист – а в том, что этот человек станет что-то требовать, Вовец не сомневался, – тут же о себе напомнил.

– Что ты хочешь? – резко спросил он, чтобы сразу расставить все точки над Ё, выяснить наконец, чего от него добиваются.

– Ну, для начала выяснить, какое отношение ты имеешь к двум трупам и куче сломанных костей.

– Никакого, поскольку даже не знаю, о чем речь, – раздраженно ответил Вовец. – Что еще?

– Ну, допустим, допустим, – в голосе на другом конце провода звучало откровенное сомнение, слишком откровенное и нарочитое. – Что еще? Да вот камушков зеленых маленько хотелось бы.

– Сколько? – Вовец вздохнул с облегчением. Это все объясняло и упрощало.

– Половину.

– Слушай, забирай все! – расщедрился Вовец. – Через час в мусорном контейнере у моего дома. Найдешь там красную обувную коробку. Мне они все равно не нужны.

– Э, нет, – голос в трубке сделался настойчив и жесток, – через час подъеду к тебе домой, и поделим по-братски.

– Извини, братан, по-братски некогда, – Вовец был вежлив как никогда, – или все, или ничего. Через час в помойке. Смотри, не опоздай, а то на свалку увезут. Всё, чао, целуйте кактус! Мне на работу пора.

Он бросил трубку, выскочил из квартиры, поспешно запер двери и сбежал по лестнице. Быстро пошел дворами и дальше через гаражи, проверяя, нет ли хвоста. Слежки не обнаружил и вышел к трамвайной остановке. На нем была просторная светлая летняя куртка, отлично скрывавшая заткнутый за ремень газовик. Сумка с изумрудами висела на плече. Этот дурацкий телефонный шантаж его, безусловно, обеспокоил, но гораздо меньше, чем в прошлый раз. Ситуация оказалась понятной, и выход из нее можно было найти. В принципе, Вовцу следовало опасаться только тагильских бандитов, но самый опасный из них, Киборг, был уже на том свете, а остальные, вполне вероятно, уже не появятся на лесной дороге и не захотят устраивать разборки.

* * *

Вовец уложился ровно в тридцать минут. Когда Валентина открыла дверь, он обмер, до того она была хороша. Неназойливая косметика, обрисовавшая губы и высветившая глаза. Какая-то сложная, двухслойная, кажется, юбка из невесомого шифона в розовых цветах и белый льняной жакетик. Пышные каштановые волосы подняты на затылок и изящно заколоты. На ногах кремовые босоножки. Оба несколько оробели, засмущались. Валентина поспешно повела его на кухню, усадила за стол.

Вовец подумал, что сразу после завтрака они отправятся в больницу к ребятам, но оказалось, что раньше одиннадцати туда не пускают. И он понял – Валентина нарядилась специально для него. Но радость этого открытия тут же сменилась уныньем: он не хотел, боялся сближения с ней. Испугался перемен в устоявшейся, отлаженной холостяцкой жизни, испугался недолговечности замаячившего счастья, словно бывшая жена незримо возникла на кухне и ехидно сказала: "У нас тоже красиво начиналось".

Он со вздохом поднялся из-за стола, понес тарелки и чашки в раковину, машинально открыл краны и поискал глазами тряпочку для мытья посуды. Валентина подошла сзади и мягко придержала за локти.

– А вот этого тебе делать больше не придется.

– Ты хозяйка, – пожал плечами Вовец, отходя от мойки, – тебе и чашки в руки.

– Ты не понял, – Валентина повязала кухонный передник, – теперь я всегда буду мыть за тобой посуду. – Она поставила на сушилку вымытую чашку. – И готовить буду я, и стирать. Я достаточно понятно излагаю?

Вовец ошарашенно молчал. Все это не укладывалось в голове. Валентина тем временем закончила с посудой и сняла передник. Села к кухонному столику напротив Вовца. В ее взгляде была решимость, не терпящая возражений.

– Ничего, – сказал Вовец с грустью, – это скоро пройдет, не переживай.