Изумруд Люцифера

После того, как милиция уехала, он долго прибирал в кабинете, собирая и сортируя бумаги, а после раскладывая их по местам. К счастью, грабители похозяйничали только здесь: в другие комнаты они или не захотели, или, что более вероятно, просто не успели заглянуть. Поджарый уехал довольный: из имущества редакции ничего не пропало, и, следовательно, объединению "Охрана" не грозило возмещение ущерба. С тем, что ему не удастся разоблачить пособника воров, лейтенант смирился сразу же после разговора с Пыткиным.

Прибрав все, Кузьма сел в свое кресло и достал из несгораемого шкафа оставшийся виски. Плеснув в зеленый бокал, он с наслаждением выпил и закурил, пуская сизые кольца к потолку. Какое-то смутное чувство тревожило его, и, налив себе виски еще раз, он понял, что, несмотря на то, что в кабинете вроде все бы осталось на месте, чего-то не хватало. Кузьма поочередно проверил ящики стола. В одном из них газетные вырезки, принесенные Ломтевым, были рассыпаны в беспорядке.

"Они взяли план, – понял он. – Зачем? Деньги? Ну конечно! Он задолжал, а они кредиторы… Все ясно. Сказали бы мне сразу, отдал бы эту бумажку: пусть ищут… А то дубинкой по голове, затем в офис залезли… Не надо было все-таки его сюда пускать. И человечишка мерзкий, и проблем после него…"

Кузьма глянул на часы. Полшестого. Ехать домой смысла не было. Он бросил погасшую трубку в пепельницу, снял пиджак и, оставшись в тонком свитере, стал сдвигать стулья у стола в линию. До начала работы редакции оставалось еще пару часов, а ему неудержимо хотелось спать…

* * *

Двое кнехтов в кожаных панцирях и медных конических шлемах натужно катили круглое каменное ядро по площадке, останавливаясь на выбоинах и наваливаясь на груз всем телом. Наконец, они завалили ядро в длинный желоб под толстой балкой камнемета, как раз под огромным ящиком противовеса, натянули на камень сетку из толстой, подшитой кожей веревки. Командир метательной машины, щуплый и рыжебородый арагонец в таком же шлеме и панцире, вопросительно посмотрел на стоящих неподалеку людей. Один из них – высокий, худой с палицей на поясе и другой – низкий, коренастый, опирающийся на железный посох, судя по рясам, были монахи. Третий был рыцарь, тоже коренастый, в кольчуге и латах; поднятое забрало шлема открывало немолодое лицо с глубокими морщинами на выдубленной ветрами коже и густую проседь бороды.

– Уйдемте, святой отец! – сказал рыцарь монаху с посохом, с опаской поглядывая в сторону замка. – Нельзя стоять так долго на виду у еретиков: я думаю, они давно нас заметили и могут решиться на святотатство.

– Успокойтесь, де Леви! – отмахнулся монах, не переменяя позы. – Отсюда до стен достаточно далеко, чтобы нас достала стрела арбалета. А камнемет у еретиков никуда не годится: у них нет такого славного мастера, как наш Дюран.

Высокий монах с палицей приосанился и кашлянул:

– У них даже не "требюше". Какой-нибудь "перрье", собранный из подручного материала. Еретики понятия не имеют, как нужно крепить пращу к балке, какой там нужен зубец, и как отрегулировать длину пращи. Кроме того, они засовывают в пращу не отесанные ядра, а обычные камни. Поэтому камень у них летит куда угодно, только не в цель. И бросают они не более десяти раз в день. Мой "требюше" за это время метает не менее тридцати шести стофунтовых ядер.

– Они могут выстрелить из лука, – не унимался рыцарь.

– Если бы могли, то давно бы выстрелили! – раздраженно сказал монах, которому, как было видно, надоели причитания де Леви. – Это же не англичане, которые уже нашпиговали бы нас стрелами, как повар петуха салом. Я хочу посмотреть, как кара Божия обрушивается на головы еретиков! Давай! – повернулся он к арагонцу.

Тот подал знак, и кнехт ударом большого деревянного молотка выбил стопор. Длинная балка камнемета, увлекаемая тяжелым противовесом, описала в воздухе плавную дугу. Каменное ядро, с грохотом протянутое пращой по желобу, взмыло вверх и, сорвавшись в верхней точке с веревочной чаши, полетело в сторону замка и с силой ударило в зубец на стене донжона. Зубец зашатался и рухнул. До стоявших у камнемета донеслись вопли и крики.

– Рука Господня неотразимо разит еретиков! – возопил монах, потрясая посохом. – Ни высокие горы, ни толстые стены не укроют нечестивцев от гнева Бога! Рази их, Дюран!

Высокий с палицей на поясе подал знак, и кнехты в медных шлемах побежали к горке каменных ядер.

– Вы мудро поступили, святой отец, доверившись баскам из соседней деревни, – подобострастно сказал рыцарь, склоняясь к монаху. – Я никогда бы не поверил, что можно ночью преодолеть отвесную стену в пятьсот футов. И хорошо, что мои воины пошли на это дело ночью. Назавтра они с ужасом рассказывали, что при солнце никогда бы не решились на такое. Еретики были так уверены в неприступности горы, что даже не поставили охрану у развалин барбакана. Теперь, когда у нас здесь "требюше" Дюрана, им недолго осталось противостоять войску легата.