Изумрудная скрижаль

Больше сказано ничего не было. И все трое направились к выходу из кладбища. За воротами стояла, очевидно, недавно купленная подержанная, но заново подшпаклёванная и покрашенная зелёного цвета двойка. В машине оказалось только два сидения впереди и Лизе пришлось сидеть сзади на каких-то мешках. Машину как видно использовали как фургон для перевозки продуктов. Кое-как примостившись в неудобной позе, Лиза смотрела в окно. Машина довольно быстро выехала за окружную дорогу, и теперь тряслась по трассе. Лиза сама удивилась, как быстро она согласилась ехать неизвестно куда поминать. Она поехала совсем не потому, что надеялась что-нибудь разузнать, хотя сейчас по трезвом размышлении, пришла к выводу, что поехать, разумеется, было нужно. Но так быстро принять решение, вернее подчиниться её заставило что-то властное, что, безусловно, было в Сенином отце. Что-то подобное, наверное, присутствовало и в самом Сене. Это, возможно, и составило сущность его душевной трагедии. Но натуре властный и самостоятельный, он с ранних лет холуйствовал, для того, чтобы жить красиво, так как он это понимал. Отец, наверное, ни перед кем не ползал ну и результат налицо. Все трое ехали молча. Родители Сени молчали, и Лиза тоже не пыталась заговорить. Машина свернула с шоссе на пыльный просёлок и через некоторое время остановилась перед потемневшим некрашеным забором. Отец Сени толкнул с крепящую калитку, и все вошли во двор.

Жильё, которое укрывалось за забором, находилось в переходном периоде от развалившейся халупы к более ли менее нормальному деревенскому дому. Свою деятельность родители Сени начали с хозяйства, которое приносило деньги, и кормило их, а жильё оставили на потом. У них уже были помещения для выращивания рассады и теплицы. В доме же, весьма относительно жилой можно было назвать только одну комнату, где стоял старый телевизор и чудом сохранившийся катушечный магнитофон. К поминкам как видно не готовились и никого не звали. На покрытый старой клеёнкой стол выставили наспех нарезанную колбасу на щербатой тарелке, овощи в глиняной миске, и бутыль мутного самогона. Отец Сени наполнил гранёные стопки, поставил полную стопку, накрытую кусочком хлеба для покойника, и все молча выпили. Опустив, пустую стопку на стол, отец Сени взглянул на Лизу и спросил.

– Давно Вы с Сеней знакомы?

– Не очень, как то быстро всё вышло, – ответила Лиза.

Лизе было стыдно перед этими людьми. Они сами живут, судя по всему без маскарада, и в ярмарке тщеславия не участвуют. Перед ними грех ломать комедию, но что делать. Чтобы успокоить себя, Лиза наскоро прокрутила в мыслях аффирмащию. «Я нахожу настоящего убийцу, я всё дальше продвигаюсь в своих поисках, я подхожу к нему всё ближе и ближе, он сам выходит на меня».

– Вы знали, чем наш сын занимался? – спросил отец Сени.

– Нет, откуда мне было знать.

– Но Вы же видели, как он живёт.

– Я ни с кем из его окружения не была знакома. Он только собирался представить меня своим друзьям.

Лиза хотела было изобразить слезу в голосе или всхлипнуть. Но под взглядом отца Сени передумала.

– Причём здесь друзья, разве всё что у него было, можно приобрести честным трудом? Мы вот всю жизнь работали и остались даже без квартиры. Потому что никогда не пресмыкались.

Лиза кивнула. Не перед кем не пресмыкаться, очевидно, была у отца Сени навязчивая идея, впрочем, и у Сени тоже, только в каком-то извращённом виде.

– Я и сейчас не знаю, чем он занимался, – пробормотала Лиза. Вроде какая-то фирма.

Отец и мать Сени переглянулись. Отец снова налил всем из бутыли, но пить не стал.

– Фирма, – сказал он, – да это же сплошной бандитизм, подмяли под себя, таких же мошенников и с них и имеют. Сенька как-то напился и хвастаться начал, что его Хвост на филиал поставил. Полный говорит я теперь хозяин. Грабить других хозяин вот радость то.

Мать Сени очень тихо и ласково дотронулась до его рукава, и он моментально замолк. Говорить в таком тоне о сыне, сразу после похорон, конечно, же не годилось. Лизе смотрела через стол на родителей Сени. Они совсем ещё не старые и здесь в своём доме казались моложе, чем там на кладбище. Они потеряли единственного сына и, казалось, такое горе не может ни ослабнуть, ни закончиться, но было совершенно очевидно, что оно уже слабело и скоро кончится. Ведь сын давно фактически умер для них, они найдут утешение в своём хозяйстве и в своей взаимной привязанности. Лизе было ясно, что они до сих пор очень любят друг друга, это было так очевидно, что даже вызывало зависть.

Мать Сени поднялась, подошла к шкафу и достала старый семейный альбом в потёртом бархатном переплёте, и обратилась к Лизе.

– Идите сюда.

Лиза встала, обогнула стол и склонилась над альбомом. Мать Сени листала плотные картонные страницы. Она не плакала, вспоминая, и Лизы создалось впечатление, что она хочет, что – то доказать себе, своему мужу и Лизе.

– Он совсем не таким был, он хорошим был добрым, – говорила она, – и друзья у него были хорошие. Вот смотрите.