Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки)

На ленч представитель компании пригласил меня в японский ресторан тут же, в «Рату-плаза». Рядом с супермаркетом японскими конторами набит целиком высоченный небоскреб. Вот его хозяева и решили завести поблизости свой собственный ресторан. Чтобы и за обеденным столом чувствовать себя как дома.

В Асахане на Суматре действует уже первая очередь возводимого на средства японцев алюминиевого комбината. Он должен стать крупнейшим в Юго-Восточной Азии. Его проектная мощность — 225 тысяч тонн серебристого металла в год.

По такому же пути пошел западногерманский капитал. Он строит сталеплавильный комбинат в Чилегоне на Яве. Предприятие уже дает 500 тысяч тонн годовой продукции, а к концу 80-х годов должен, по проекту, увеличить производительность до двух миллионов тонн. Его обшитые серым шифером корпуса, дымящиеся усеченные конусы труб хорошо видны, когда едешь к пляжам Мерака или Аньера на западном конце острова.

Километров через десять после Серанга я как будто пересек невидимую границу, как будто попал в другое государство. Шоссе с серыми выбоинами сменилось ровной, блестящей на солнце асфальтовой лентой, по обочинам вместо плоских рисовых полей с пожухлой стерней появились обшитые зеленым бархатом травы нарядные холмы, на смену приевшимся глазу кокосовым пальмам пришли обсыпанные цветами живописные рощицы декоративных деревьев.

На первой же бензоколонке мне объяснили причину контраста. Оказывается, я въехал в «Кракатау кантри» — особый район, где живут иностранные специалисты с Чилегонского сталеплавильного комбината «Кракатау», названного в честь знаменитого вулкана в Зондском проливе.

Я заехал отдохнуть и перекусить в расположенный в центре этого огромного парка ресторан «Дайюх Куринг». С его веранды хорошо были видны двухэтажный отель, стилизованный под колониальную постройку, окруженный искусственными, аккуратненькими озерками, подстриженными кустами и миниатюрными бамбуковыми горбатыми мостиками, уютные коттеджи с ярко-красными черепичными крышами, мачты с флажками на площадке для игры в гольф на дальних холмах. Словоохотливый официант пояснил, что в «Кракатау кантри» самое лучшее в Индонезии поле для гольфа и самое свежее пиво из ФРГ. Я мог бы добавить: и самые высокие ресторанные цены.

Специалистов из Западной Германии я встречал на пляжах Мерзка и Аньера. В воскресные дни они выезжали туда большими группами. Располагались удобно, на целый день. Открывали зонты огромных цветастых тентов, раздвигали складные столы и стулья, доставали из багажников ящики-холодильники с пивом и провизией, разжигали мангалы. Вокруг них, как обычно, собиралась плотным кольцом толпа любопытных мальчишек из окрестных деревень. Они молча часами стояли и наблюдали за людьми, которые им, верно, казались пришельцами с другой планеты. Один из немцев сказал мне, что на первых порах это очень раздражало его. Он пытался разогнать пацанов, но безуспешно. Те разбегались мигом, но постепенно снова собирались вокруг специалистов.

— Игнорирование,— поучал меня немец,— единственное правильное поведение для нас, белых, здесь, в Индонезии. Иначе просто нельзя.

Этим правилом руководствуются не только те, кто устроил себе «особый район» в Чилегоне. Строительство крупных объектов типа чилегонского обусловило высокие темпы промышленного роста страны. В 1980 году, например, они составили более 9 процентов, примерно столько же — в следующем. Внушительные цифры буржуазная пропаганда использовала для восхваления Индонезии как «модели индустриализации» развивающихся стран. Местных серьезных экономистов рекламная шумиха, однако, не лишила способности отличать зерна от плевел. От них не укрылись ущербность и пороки навязываемого индонезийцам промышленного развития. Прежде всего оно не приближало, а, напротив, отдаляло тот день, когда Индонезия сможет опереться на свою национальную промышленность.

Не секрет, что все созданные иностранными монополиями предприятия прочно привязаны к поставкам из-за рубежа. Из готовых японских деталей и узлов собираются автомобили и бытовая техника. Не привези завтра любой шайбы, какой-нибудь микроплаты, и производство встанет. Завод в Асахане работает на глиноземе, который привозят из Австралии, Чилегонский комбинат плавит сталь из окатышей шведского производства. А ведь в стране есть и бокситы, и железная руда. Но монополии не идут на создание полных производственных циклов. Так доходнее, да и партнера держать на привязи легче.

Кроме того, основную часть продукции инвесторы экспортируют в другие страны. Тысячи тонн алюминия и стали аграрная Индонезия потребить, разумеется, не может. У нее самой пока нет возможностей делать даже железные лопаты. А иностранный капитал и не собирается помочь индонезийцам в создании соответствующих отраслей. Огромные промышленные объекты поэтому торчат в индонезийской экономике чужеродными телами. Они живут сами по себе, вне общего хозяйственного организма. Они не способствуют изменению к лучшему условий жизни населения. Похожи на пиявок, которые присосались к Индонезии и разбухают за счет ее соков.