Изумрудные ночи. Дилогия (СИ)

Наступила ночь, везде горели огни, а Бетани все сидела на веранде. Ее единственная служанка, молоденькая мексиканская девушка, уже ушла домой, оставив на кухне приготовленную еду. Бетани была совершенно одна, и никогда еще это не ощущалось с такой остротой.

На небе появилась неполная луна, залившая веранду бледным неярким светом. Ветер стал холоднее, и ее тонкой хлопковой блузки было явно недостаточно. Она поежилась и скрестила руки на груди.

— Ты когда-нибудь одеваешься по погоде? — раздался за ее спиной глубокий, немного насмешливый голос. Бетани медленно повернулась. Сердце ее остановилось, а в горле встал комок. В проеме распахнутой двери, на фоне льющегося из дома света, чернел силуэт. Потом он отделился от косяка и непринужденной упругой походкой, такой знакомой, приблизился к ней.

— Бывает, я одеваюсь и подходяще, — сумела выговорить она, несмотря на спазм в горле.

— Лгунишка, — нежно сказал он, подходя к ней; теперь лицо его было лишь наполовину в тени. Темные глаза неотрывно смотрели на нее. — Я помню единственный раз, когда ты оделась подходяще.

— И когда? — Она не могла коснуться его, не могла позволить ему прикоснуться к ней. Если она позволит, она проиграла.

— В джунглях, когда ты стирала нашу одежду.

Она нахмурилась.

— На нас же ничего не было наде… — Она резко осеклась, покраснев от воспоминаний.

Трейс хрипло рассмеялся.

— Вот именно, принцесса. И никогда в жизни ты не надевала наряда прекраснее.

— Трейс, не думаю, чтобы это было разумно, — жалким голосом возразила Бетани, вытягивая руки вперед. Она не смотрела на него, просто надеялась, что ее маленькие кулачки могут послужить достаточной преградой, чтобы разделить их.

— Не думаешь? — Он наклонился, чтобы поцеловать ее в макушку, потом в лоб, в прямой носик.

— Нет.

— Почему нет? — Дорожка, прокладываемая влажными поцелуями, шла по щеке к уху, потом завернула к шее, заставив Бетани затрепетать.

— Потому что… — Она хватала ртом воздух. — Потому что это значит, что все начнется сначала.

— Отлично. — Ртом он пытался отвести в сторону воротник ее блузки, а когда наконец преуспел, то прильнул губами к гладкой коже и выступающим под ней хрупким ключицам. Губы его отыскали жилку на ее шее, почувствовав, как бешено бьется пульс, потом принялись исследовать ложбинку у нее между грудей, и Бетани вздрогнула и отстранилась.

— Трейс!

Губы его быстро переместились вверх и, застигнув врасплох, закрыли ей рот, а язык тут же начал возбуждающую игру, лишавшую ее способности сохранять контроль над собой.

— Я рад, что ты не забыла мое имя, — сказал он через несколько минут, так крепко прижимая к себе ее податливое вздрагивающее тело, что она почувствовала жар его набухшей горячей плоти. — Сначала я не был уверен.

— А чего ты ожидал? — пробормотала она, уткнувшись лицом в его широкую грудь, проклиная собственное тело, предавшее ее. Вот как хорошие женщины превращаются в дурных — они позволяют мужчине повести их за собой. Только Трейс не вел ее, он тащил ее за собой, сам бешено несясь куда-то…

Бетани закинула голову и наконец посмотрела ему в глаза.

— В последний раз, когда мы разговаривали с тобой, ты не проявлял желания встречаться со мной. Если я правильно помню, ты произнес путаную речь на тему, что тебе не хотелось бы заканчивать все, но ты должен, и так далее.

Трейс смиренно посмотрел на нее.

— Да ну, я рассчитывал, что ты не злопамятна и простишь меня.

— Может, я и не злопамятна, но я не дура! — огрызнулась она.

— О принцесса, я никогда так о тебе не думал, — мягко возразил он. — Я был дураком, а ты вела себя гораздо умнее меня.

Бетани подозрительно посмотрела на него.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он пожал плечами, и при тусклом свете, льющемся на веранду из раскрытой двери, она заметила, как на глаза его набежала тень.

— Прости, мне не следовало придавать такого значения незавершенным делам. Мне нужно было послать все к чертям и смириться с последствиями, даже если бы я получил тебя совсем ненадолго.

Высвободившись, она направилась к стоящему на краю веранды шезлонгу и резким движением опустилась в него.

— У меня от тебя голова разламывается на части, Трейс, — таким наполненным горечью голосом сказала она, что Трейс немедленно оказался рядом. — О чем ты говоришь?

Взяв ее руки в свои, он опустился перед ней на колени и заговорил, не сводя с нее сверкающего взора:

— Бетани, милая моя, я не хотел рисковать и получать тебя ненадолго, а я знал или думал, что знаю, что не смогу вернуться в Штаты.

— А сейчас что-то изменилось?

— Сейчас все изменилось. Я здесь, и я собираюсь остаться. Я передал дела Джилу. — Он помолчал, потом вдруг жестким голосом пояснил: — Бентворт сказал, что не так давно мой отец погиб. Его убили во время очередного ограбления.

— Мне очень жаль, Трейс, — сочувственно прошептала Бетани.

Он ухмыльнулся.

— Очень жаль, что я не могу сказать того же о себе. Он лишь за месяц до этого вышел из заключения.

— Он был твоим отцом! Разве ты ничего не испытываешь?