Изумрудный дождь

Элли от оскорбления залилась краской.

— Ах, вот как — хватило бы ума… Да как вы… — Она, замолчала, пытаясь совладать с собой. — Не тратьте слов зря, мистер Дрейк. Либо вы будете иметь дело лично со мной, либо ни с кем, потому что я никогда не выйду замуж.

— Никогда не выйду замуж! — насмешливо передразнил он. — Каждая женщина об этом только и мечтает. И вы, вне всякого сомнения, не исключение.

У Элли кровь отхлынула от щек, и она язвительно улыбнулась:

— Как вы наблюдательны! Уже и жених есть — рыцарь в блестящих доспехах. Он как раз достраивает для меня серебряный замок на берегу лазурного моря.

Николас нахмурился, пытаясь понять, что стоит за ее словами.

— Мисс Синклер, похоже, вы начитались грошовых романов. В Америке конца этого века, увы, днем с огнем не найти ни принцев в доспехах, ни тем паче серебряных замков на берегу моря.

— В этом-то и дело, мистер Дрейк.

— То есть?

— Я никогда не выйду замуж, — упрямо повторила она.

Николас молча посмотрел на Элли, сжав зубы, затем встал, повелительным жестом подняв Шарлотту и няню, и направился к выходу. Элли про себя уже решила, что со всем этим делом покончено, как Николас вдруг обернулся и, смотря ей прямо в глаза, ровным голосом проговорил;

— Элиот Синклер, не думайте, что на этом все закончилось. Мне нужен ваш дом.

С этими словами он, не оставив сомнений в своих дальнейших намерениях, вышел, громко хлопнув дверью. У Элли вдоль спины пробежал холодок от неприятного предчувствия. Она не могла допустить, чтобы Николас Дрейк сунул нос в ее жизнь. Дочь уголовного преступника — что может быть хуже! Элли невольно поежилась. А вдруг Дрейк прознает, что она еще и незаконнорожденная! Может быть, дом действительно лучше продать. Но оглянувшись вокруг, она подумала, что не сможет расстаться с тем, что бесповоротно стало частью ее жизни. Этот дом — первый и последний подарок отца. Но еще важнее то, что продажа дома неизбежно приведет к обнародованию кое-каких документов, о которых, к счастью, мало кто и помнил. Они давно считались безнадежно утерянными. Среди этих бумаг была одна, которая привязывала ее к Гарри Дилларду, как ничто другое. Дарственная. Элли всегда знала, что ей своего дома не продать никогда. Даже если очень захочется. Этот дом, как и многое другое в ее жизни, был и проклятием, и благословением.

— Ну как, — громко спросила она, ободряюще улыбнувшись своим пансионерам, — похоже, я ловко его спровадила?

В ответ Барнард, ни слова не говоря, скорчил неопределенную гримасу.

— Пожалуй, я пойду наверх, — договорила Элли излишне бодрым тоном и начала быстро подниматься по лестнице, пока не оказалась на четвертом этаже.

Лишь добравшись до своей комнаты и закрыв дверь, девушка глубоко вздохнула и обессиленно привалилась спиной к твердой филенке. Наконец-то она одна и можно спрятаться от невзгод, которыми полна человеческая жизнь.

Элли обвела глазами комнату — высокий потолок, стены, выкрашенные белой краской, несколько окон, сквозь которые льется солнечный свет. Так она простояла довольно долго, прежде чем смогла оторваться от двери и подойти к складной ширме, отгораживающей один из углов большой комнаты.

Несколько раз глубоко вдохнув, Элли сдвинула ширму в сторону и взобралась на высокий стол, стоявший прямо в потоке щедро льющихся золотистых лучей. Она зажмурилась, упиваясь теплом и покоем. На душу снизошло умиротворение. Потихоньку мысли о доме, отце, писаных красавцах и маленьких племянницах отошли на задний план.

Глубоко вздохнув, Элли взяла кисть и вгляделась в холст.

Глава 3

Мысль преследовала неотступно, запустив длинные когти беспокойства в самую душу. Николас стоял у окна столовой и, прищурившись, задумчиво смотрел на неяркое утреннее солнце. Почему его так мучительно преследуют мысли об этой Элиот Синклер, снова и снова спрашивал он себя на протяжении последних шести недель. С двенадцати лет его неотвязно терзала мысль о Гарри Дилларде. Правда, тогда его по-свински предали, и в этом была причина его одержимости. Все просто. Но чтобы мучиться из-за какой-то женщины по имени Элиот Синклер?

Думал он о ней постоянно. Мысли были заняты только ею. На его вкус она была слишком самоуверенна и сверх всякой меры упряма. Но Николас снова и снова вспоминал о ней. Он всегда искренне верил в силу воли. Прояви волю — и все сбудется. Но похоже, его сила воли спасовала перед этой чудной женщиной с мужским именем. Желал ли он ее потому, что его сила воли натолкнулась на неожиданную преграду? Или потому, что не мог заполучить ее дом? Дрейк сомневался, что все так просто.