Изумруды к свадьбе (Властелин замка, Влюбленный граф)

— Да, но это далеко не самое приветливое место на свете, а если принять во внимание, что здесь случилось… Жена моего кузена, как вы знаете, умерла при довольно загадочных обстоятельствах.

— Я слышала об этом.

— Мой кузен может быть довольно жестоким, когда добивается того, чего хочет. Мне не следовало говорить о нем подобные слова. Ведь он так добр ко мне. Я теперь живу здесь… и благодаря ему… это теперь мой дом. И лишь чувство ответственности, которое я испытываю по отношению к вам, заставляет меня спросить вас: не нужна ли вам моя помощь, мадемуазель Лоусон. Надеюсь, что вы ничего не скажете кузену о нашем разговоре.

— Я понимаю. Конечно, не скажу.

— Но имейте, пожалуйста, в виду… если мой кузен… если вы почувствуете, что вам необходимо уехать, обратитесь ко мне.

Затем Филипп подошел к одной из картин и стал расспрашивать о ней. Но мне казалось, что он совершенно не слушает моих ответов.

Когда я взглянула в его глаза, то заметила в них выражение застенчивости, неуверенности и… теплоты. Он действительно беспокоился за меня, и я поняла, что он искренне предостерегает меня в отношении графа.

Итак, у меня в замке был добрый друг.

Приближалось Рождество. Мы с Женевьевой каждый день совершали прогулки верхом, и она делала быстрые успехи в английском языке. Я рассказывала ей о том, как празднуют Рождество в Англии, как украшаем дома листьями падуба и омелы, как каждый должен принять участие в приготовлении рождественских пудингов, и о многих других особенностях этой церемонии.

— В те времена еще была жива моя бабушка, — сказала я. — Мать моей мамы. Она была француженка, и ей приходилось осваивать наши традиции и обычаи. Но она привыкла к ним быстро и очень их полюбила.

— Расскажите мне что-нибудь еще, мадемуазель, — попросила Женевьева.

Тогда я рассказала о том, как взбиралась на высокий стул рядом с мамой и помогала ей вытаскивать косточки из изюма и очищать миндаль для рождественского пудинга.

— Я пыталась съесть их при первой же возможности.

Это развеселило Женевьеву.

— О, мадемуазель, неужели вы когда-нибудь были маленькой девочкой!

Еще я рассказала, как любила просыпаться в рождественское утро, потому что меня ожидал чулок с подарками.

— А у нас ставят башмак к очагу… во всяком случае, некоторые люди так делают. Я — нет.

— А почему вы не ставите свой башмачок?

— Потому что об этом вспомнит только одна Нуну. А знаете, что можно выставить много башмаков.

— Нет, расскажите мне.

— Ну, слушайте. Накануне Рождества, когда вы возвращаетесь после полуночной мессы, надо поставить свои башмаки вокруг очага и потом идти спать. Утром в них окажутся маленькие подарки, а вокруг них — большие. Когда моя мама была жива, мы всегда так делали.

— А теперь нет?

Она кивнула и, немного помедлив, спросила:

— Ваша мама тоже умерла. А как она умерла?

— Она очень долго болела. Я ухаживала за ней.

— Вы уже были тогда взрослой?

— Да, думаю, что меня можно было бы назвать взрослой.

— О, мадемуазель. А мне кажется, что вы всегда были взрослой.

На обратном пути домой мы заглянули к Бастидам. Я специально устроила так, потому что чувствовала, как Женевьеве необходимо общаться с другими людьми, помимо тех, кто живет в замке, и особенно с детьми. Хотя Ив и Марго были младше ее, а Габриэль — старше, они, по крайней мере, были ближе к ней по возрасту, чем кто-либо другой из тех, кого она знала.

В доме царило возбужденное настроение. Все готовились к Рождеству: шептались по углам, прятали свои подарки и секреты.

Ив и Марго были заняты устройством яслей. Женевьева с интересом наблюдала за ними.

— Дети очень взволнованы, — сказала мадам Бастид. — И так бывает всегда. Марго каждое утро сообщает нам, сколько часов осталось до Рождества Христова.

Мы следили за тем, как они из коричневой бумаги вырезают горы. Ив достал краски и нарисовал нечто, что должно было изображать мох. Марго начала раскрашивать темной краской хлев. На полу были разложены маленькие овцы, которых они вырезали из бумаги и которых теперь надо было расположить в горах. Я наблюдала за Женевьевой. Та не отрываясь смотрела на детей.

— Но здесь никого нет, — вдруг разочарованно протянула она, заглянув в ясли.

— Конечно, там еще пусто! Ведь Иисус еще не родился, — возразил Ив.

— Это чудо, — сказала Марго. — Накануне Рождества мы ложимся спать…

— После того, как расставим свои башмаки вокруг очага, — добавил Ив. — И ясли пусты, а потом… рождественским утром, когда мы просыпаемся, в ней уже лежит маленький Иисус.

Неожиданно Женевьева спросила:

— А мне можно что-нибудь поделать?

— Да, — ответил Ив. — Нам нужно побольше пастушеских посохов. Ты знаешь, как их делать?

— Нет, — ответила она едва слышно.

— Марго тебе покажет.

Я смотрела, как обе девочки, склонив головы друг к другу, занялись работой, и подумала: вот чего ей так недостает!

Мадам Бастид перехватила мой взгляд.

— И вы думаете, что господин граф позволит? — спросила она. — Думаете, он согласится, чтобы наши дети дружили с его дочерью?

— Я никогда не видела ее… такой раскованной и умиротворенной, не замкнутой в самой себе, — заметила я.