Этот вопрос поразил сестер, и они не сразу нашлись, что сказать. Обменявшись испуганными взглядами, они пролепетали нечто невразумительное, не решаясь дать прямой ответ. Девушкам было непонятно, зачем губернатор спрашивает об этом. Они действительно знали о своей госпоже кое-что, чего не знал и сам Кортес, и подумали, что его скорее волнует вопрос о супружеской верности доньи Каталины, а вовсе не обстоятельства ее смерти. Служанки были уверены, что их госпожа умерла от астмы, им и в голову не приходило, что слухи о ее насильственной смерти, не говоря уж о намеках на виновность Кортеса, могли иметь под собой какое-то основание. Потому-то они недоумевали, зачем Кортесу потребовалось учинять расследование у еще не остывшего трупа своей супруги и почему он подозревает, что у нее были тайные возлюбленные.
Дон Эрнан принял колебания служанок за попытку утаить истину и в гневе ударил кулаком по столу, чем окончательно привел их в смятение.
— Как вы смеете молчать, когда ваш господин задал вам вопрос?
В ответ девушки разразились слезами и в страхе прижались друг к другу, так и не сумев вымолвить ни слова. Кортес понял, что хватил через край, и постарался утешить их ласковыми словами, предложил им платок, чтобы утереть слезы, и попросил их присесть.
Когда они немного успокоились, губернатор повторил свой вопрос, однако девушки решительно отрицали, что у их госпожи были близкие отношения с кем-либо из мужчин. Только когда дон Эрнан повысил голос и строго потребовал говорить всю правду, поскольку речь идет о возможном убийстве и потому особую важность имеют любые сведения о частной жизни госпожи, Виоланта, поняв, что дело действительно серьезное, решилась отвечать.
— Этот самый Тристан постоянно докучал госпоже еще на Кубе, но она никогда не обращала внимания на его домогательства, — нерешительно произнесла девушка. — Если я и упоминаю об этом, то лишь потому, что ваша милость настаивает на том, что все, касающееся знакомств доньи Каталины с посторонними людьми, может иметь важное значение. Но вы ни в коем случае не должны думать, что у госпожи с доном Тристаном были предосудительные отношения, — нет, никогда, даже в мыслях моя госпожа не допустила бы такого.
— Без сомнения. — Дон Эрнан сделал вид, что не придал большого значения словам девушки, чтобы вновь не напугать ее, и с деланной небрежностью поинтересовался: — А как они познакомились?
— Дон Тристан прибыл на Кубу незадолго до нашего отъезда сюда, в Новую Испанию, и очень подружился с доном Хуаном, через которого и познакомился с доньей Каталиной.
Губернатор разъярился, узнав, что его свояк имеет отношение к этому делу, и твердо решил вызвать его с Кубы и потребовать объяснений, хотя сам же накануне запретил ему появляться в Мексике даже на похоронах сестры. Отослав служанок, он позвал Сандоваля, рассказал ему о результатах своих изысканий и попросил его глаз не спускать с Тристана, но так, чтобы никто ничего не заподозрил, поскольку никоим образом нельзя было бросить тень на этого блестящего и знатного молодого человека — ведь покамест не было никаких доказательств того, что он имел отношение к смерти доньи Каталины.
С этих пор у дона Эрнана возникло подозрение, не Тристан ли та самая «знатная особа» из числа изменников, о которых Сикотепек рассказал ему, что они тайком составляли заговор против губернатора и самого императора. Впрочем, были у дона Эрнана и серьезные сомнения в этом, поскольку дон Тристан совсем недавно прибыл с Кубы и вряд ли успел стать известен туземцам, тем более что он не был ни военным, ни законником. Эти две категории испанцев главным образом и вступали в общение с индейцами, потому что именно они распределяли их по энкомьендам. Более вероятным казалось предположение, что дон Тристан — возможный убийца супруги Кортеса, ведь он был в числе приглашенных на праздничный ужин, по окончании которого вполне мог пробраться в опочивальню доньи Каталины и намеренно или случайно убить ее, столкнувшись с сопротивлением, которое она оказала ему в ответ на его любовные домогательства (если, конечно, девушки сказали правду и таковые действительно имели место). Все эти грустные мысли терзали душу дона Эрнана, который никак не мог согласовать две версии: гнев отвергнутого любовника и коварство изменника и заговорщика.
Сандоваль с тяжелым сердцем выслушал распоряжение своего господина не спускать глаз с побочного сына герцога Медины Сидонии. Но тяготило его не это поручение, поскольку он готов был приглядывать за Тристаном и без особого приказа Кортеса, а неотвязная мысль о том, что ему, быть может, удалось бы предотвратить гибель доньи Каталины, если бы он иначе повел себя в тот раз, когда стал свидетелем вызывающего поведения Тристана после мессы.