– Нет. Я хочу, чтобы она была счастлива. Я намного старше, и то, что она дарит мне, настолько бесценно...
– Прошу вас, не надо так уничижительно к себе относиться! Вы по-прежнему очень привлекательны, мой дорогой граф, и позволю себе напомнить вам об одной великой княгине, которая только что из-за любви к вам покончила жизнь самоубийством! Если я правильно понял, графиня считает, что вы все еще располагаете несметным богатством?
– Вот именно. До сих пор мне удавалось скрывать от нее мои затруднения...
– И вы называете это счастьем? А что будет, когда она все истратит?
– Не будьте так жестоки: иногда ей случается и выигрывать, и тогда она радуется, как ребенок...
– Не сомневаюсь, что это прелестное зрелище. Но я хотел бы услышать ответ на мой вопрос: что будет, когда она окончательно разорит вас? Согласится ли она на прозябание?
– Я этого уже не увижу, поскольку уйду из жизни, зная, что не оставлю ее в нищете: ее семья богата, и даже при том, что по завещанию отца состоянием управляет старшая сестра...
– Это просто смешно! Вы должны сказать ей правду. Если она действительно так сильно вас любит, как вам кажется...
– Мне это не кажется: я в этом уверен. Вы ведь знаете силу ее ревности, поскольку нам с вами пришлось разыграть настоящую комедию, чтобы избежать драмы.
Морозини не ответил. Теперь у него сложился совершенно иной образ молодой графини, по-прежнему улыбавшейся ему рядом с мужем с фотографии в серебряной рамке, и этот образ существенно расходился с тем, который создал себе Манфреди. Альдо знал, что безумная ревность не всегда порождается избытком любви – разве что любви к собственной персоне и доведенному до предела чувству собственника. Ревнивая и страстно увлеченная игрой Анналина Манфреди нравилась ему все меньше.
Тем временем ее муж продолжал, и его голос зазвучал робко и нерешительно, когда он спросил:
– Теперь, когда вам все известно, вы согласитесь взять с собой эти драгоценности и как можно выгоднее их продать, только, разумеется, без всякой огласки? Или вы считаете, что я не имею права ими распоряжаться?
– Нет, не считаю. Как была бы исполнена последняя воля Федоры фон Гогенбург, если бы Таффельбергу удалось осуществить свои планы? Драгоценности уже были бы на пути в Америку. Так что я согласен ими заняться, но чуть позже.
– Почему чуть позже?
– Потому что, расставшись с вами, я не поеду домой и мне не хочется таскать за собой эти камни по всей Европе, да и не только по Европе. Так что пока унесите их отсюда и спрячьте, и можете на меня рассчитывать. Как только я вернусь, мы посмотрим...
Он не договорил. Послышался шум мотора, и Манфреди бросился к окну:
– О боже! Это моя жена... и с ней какой-то мужчина... Как она могла так быстро вернуться?..
– Потом разберемся! Есть дела более спешные: берите этот мешок, унесите его, высыпьте все из него куда хотите и положите вместо этого свою коллекцию бирюзы...
– Но... но зачем?
– Делайте, как я сказал, и побыстрее! У нас мало времени! И позвольте мне ее встретить, когда она войдет! Ах, да! Чуть не забыл: когда вернетесь в комнату, ведите себя так, будто не слышали, как она подъехала!
Манфреди поспешно выбежал из комнаты, потому что мрамор прихожей уже зазвенел под высокими каблуками его жены, и дом наполнился звуками спорящих голосов:
– Избавлюсь я от вас когда-нибудь или нет? – пронзительно визжала женщина.
– Я уже тысячу раз вам говорил, и повторяю снова, что мне поручено вас охранять, – отвечал куда более спокойный мужской голос, бесспорно принадлежавший Адальберу.
Еще секунда – и Анналина Манфреди вихрем ворвалась в маленькую гостиную, внеся с собой в окутавших ее мехах холодный зимний воздух и пряный аромат гвоздики и сандалового дерева. И, внезапно лишившись дара речи, остановилась как вкопанная перед явно знатным и непринужденно элегантным мужчиной, молча поклонившимся ей. Сразу стало понятно: она совершенно не ожидала увидеть в своем доме подобного человека, и, едва только к ней вернулась способность разговаривать, спросила:
– Кто вы такой, сударь? И где мой муж?
– Князь Альдо Морозини, из Венеции, к вашим услугам, графиня! Ваш муж вернется сюда с минуты на минуту... Здравствуй, Адальбер, – прибавил он, увидев выросшую за спиной Анналины долговязую фигуру друга.
Графиня мгновенно откликнулась:
– Вы знакомы? Что все это значит?
– Собственно говоря, объяснение этому очень простое и вполне естественное в том случае, когда муж любит жену так, как ваш муж любит вас, – ответил Альдо, украсив себя ради этой юной фурии самой пленительной улыбкой. Впрочем, женщину, казалось, это нимало не тронуло.
– Ах, вы находите это очень простым и вполне естественным? Значит, то, что этот тип пристал ко мне еще вчера вечером, не успела я выехать из Лугано...
– Я всего-навсего дал вам прикурить, – запротестовал Адальбер. – Если это, по-вашему, называется приставать...
– Хорошо, не спорю, но потом вы выслеживали меня до самого дома моей сестры. Там вы шпионили за мной, подкарауливали меня...
– ...и чуть было не замерз насмерть у холодной церковной стены! Да, мадам, это правда, и я этим горжусь!