Изумруды пророка

Подсознание – или, может быть, это было столь присущее ему шестое чувство, чувство опасности, не раз его выручавшее в чрезвычайных обстоятельствах, – внезапно разбудило князя. И не зря. Рядом с собой он различил неясный силуэт человека, стоявшего на коленях. Зато кинжал, который тот занес над ним с несомненным намерением вонзить оружие в грудь спящего, был виден вполне отчетливо, его сталь сверкала в холодном свете полной луны. Альдо увернулся от удара, вскочил на ноги и навалился на нападавшего, пытаясь обезоружить его. Под руками Альдо скользила пахнущая ладаном ткань, тело агрессора оказалось весьма гибким, а формы ничуть не напоминали мужские... Силы были неравны, и борьба оказалась короткой, но женщина выскользнула из рук князя и собиралась было удрать, когда он схватил ее за щиколотку. Потеряв равновесие, незнакомка упала на землю, и Альдо, прижав коленом ее вздымавшуюся грудь, свободной рукой отбросил с лица женщины прикрывавшую его ткань. Лицо, которое ему открылось в серебряном свете луны, было красивым, черты его тонкими и правильными, но оно явно не принадлежало юной девушке. Это было лицо женщины лет сорока – сорока пяти, явно не вкушавшей сладостной жизни гарема. Тело, которое он придерживал, чтобы пленница не вырвалась и не убежала, было нервным и сухим, как у горной козы. Глаза показались Альдо огромными: два сумрачных озера, в которых мелькали молнии.

– Кто ты? – спросил Морозини на своем весьма неважном арабском. – Почему ты хотела убить меня?

Вместо ответа она плюнула ему в лицо. Такой поступок заслуживал хорошей пощечины, но что-то удержало от нее князя, что-то кроме того, что перед ним была побежденная женщина. Может быть, он угадал ее знатное происхождение?..

– Не стоит так вести себя, – только и заметил он, выворачивая себе шею в надежде вытереть о рубашку влажную щеку. – Впрочем, можешь и не отвечать на первый вопрос: я знаю, кто ты. Тебя зовут Кипрос, а прозвали Набатеянкой. Так или не так?

– Лучше говори с ней по-гречески, – спокойно посоветовал только что подошедший Адальбер, которого, должно быть, разбудил шум борьбы.

– Я не говорю по-гречески, разве что на языке Демосфена, благодаря моему дорогому наставнику...

– Думаю, это подойдет. Набатеи когда-то говорили на арамейском наречии, но постепенно перешли к языку Гомера, потому что так оказалось удобнее для торговли. Слушай, а могу я предложить тебе позволить ей встать? Понимаешь, в таком положении ей трудновато поддерживать беседу...

– Если я ее отпущу, она сбежит. Ты себе не представляешь: это настоящий угорь!

– Ну, все-таки...

Морозини подчинился и нехотя освободил свою пленницу. Адальбер протянул ей руку и произнес по-гречески какое-то приветствие, которое удовлетворило ее, потому что женщина улыбнулась и приняла предложенную ей помощь. Она гибким движением поднялась и стояла теперь перед ними с таким надменным видом, что Альдо сразу же понял: первое впечатление его не обмануло. Эта женщина в истоптанных сандалиях, одетая в потрепанную серую тунику и нищенского вида покрывало, выглядела так, словно сама была княгиней. Она немного помолчала, потом спокойно забрала у Альдо свой кинжал и засунула его за пояс.

– Надеюсь, вы не станете ждать от меня извинений, – сказала она на таком чистейшем французском, что Альдо с Адальбером вытаращили глаза от удивления.

– Вы говорите на нашем языке? – наконец выдавил из себя ошеломленный Адальбер.

– С детства, когда я жила в Ливане... Могу ли я узнать, кто вы такие?

Все еще несколько обалдевший Адальбер представился сам и представил своего друга, причем сделал это так по-светски, словно они находились в гостиной, а не на пустынной скале, возвышавшейся над берегом Мертвого моря.

– Что ж, мне очень жаль, – сказала женщина. – А я приняла вас за грабителей, за таких же разбойников, как этот Халед и его сыновья, – ведь это они доставили вас сюда...

В отличие от Адальбера, Морозини не желал складывать оружие. Ему казалось, что для женщины, которая наверняка убила бы их обоих, если бы он вовремя не проснулся, подобное раскаяние звучит несколько неискренне.

– Довольно странное заявление. Эти, как вы выражаетесь, разбойники настроены по отношению к нам куда более дружелюбно, чем вы.

Она дерзко улыбнулась в ответ:

– А вы, оказывается, злопамятный!

– Я был бы менее злопамятным при других обстоятельствах... Но раз уж, по вашему мнению, речь идет всего лишь о недоразумении, скажите, кто вы такая и почему вам так хотелось разделаться с нами?!

– Кто я такая? Вы же знаете – меня зовут Кипрос...

– Этого вовсе недостаточно!.. Да и вряд ли вас действительно так зовут.

– И все-таки меня зовут именно так, к тому же это очень известное имя.

– Да, так звали мать Ирода Великого, – подтвердил Адальбер. – Но с тех пор прошло слишком много времени. Вряд ли вы станете утверждать, что имеете к нему отношение...

– Вы ошибаетесь, я имею к нему отношение. Я – его потомок. Он – мой предок по одной линии, точно так же, как по другой...