Изуродованная любовь

Она кивнула несколько раз, будто давая понять, что уже в порядке, и все снова хорошо. Потом она опустилась на пол на четвереньки, нашла нож и картофель, пока мы в оцепенении стояли и наблюдали. Ее худое белое лицо было напряжено от усилий, чтобы сдержать эмоции.

Тогда она провела целый день, готовя и тщательно продумывая блюда к нашему ужину. Мои сестры накрыли на стол, будто это было Рождество или Пасха, и мы молча заняли свои места. Стул моей сестры был убран и отодвинут к стене. Я видела, как мама посмотрела на стул и прикрыла рот рукой.

Отец схватил пару рюмок с полки и, наполнив их водкой, передал одну маме.

Она печально посмотрела на рюмку и опрокинула содержимое в горло. Их взгляды встретились, и она с трудом сглотнула, проталкивая жидкость. Я слышала звук глотка так ясно, как свое сердцебиение. Мы начали наш пир без Анастасии. Никто практически не прикоснулся к еде, кроме отца, который ел от души. Мы молча смотрели в свои тарелки. Годы пребывания с отцом научили нас, что его «приподнятое» или «депрессивное» настроение временами было не менее взрывоопасным, и тогда могло случиться все что угодно.

- Ради Святого Николая, ешьте, - взревел отец.

Мы все начали есть. Даже мама.

Отец засмеялся и потребовал еще водки. На второе была свекла и бульон на говяжьей кости. Он в приподнятом настроении выпил бульон. Основным блюдом был жареный петух с овощами и картофелем, который мама чистила днем. Я посмотрела на отца. Он, казалось, не обращал внимания на наши испуганные лица, взгляды тайком и отвращение на впалом лице мамы. С красными ушами и ухмылкой он напевал, как будто бы выиграл что-то прекрасное…

- Не уезжай, голубчик мой…

Он казался идиотом, но, конечно, это была только иллюзия. Отец убивал медведей. Воровал души животных.

Он подложил себе фруктов с нелепым возгласом радости:

- Слава Богу!

Чем пьянее и громче он становился, тем тише становилось за столом.

Без предупреждения он ударил кулаком по столу:

- Какого черта все ведут себя так, будто это похороны? – спросил он. – На протяжении шестнадцати лет я кормил эту девку. Так не самое ли время внести свой вклад в благополучие этой семьи? У нас не может быть каких-то других постоянных источников для семейной казны, – отец искоса посмотрел на всех. – Или кто-то сидящий за этим столом не согласен со мной?

Все молчали.

Его рука снова обрушилась на стол, тарелка подскочила, стакан опрокинулся. Одна из моих сестер всхлипнула от страха. Его пылающий агрессивный взгляд обвел всех и остановился на мне. Тогда я поняла, что все кроме меня держали головы опущенными. Я удерживала его взгляд. В течение секунды нечто промелькнуло в нем, но я была слишком неопытна, чтобы понять, что это могло быть.

Затем он наклонился вперед, полностью сосредоточив свое внимание на мне. В тот момент из комнаты исчезли все, и остались только я и он. Я всмотрелась в его глаза и поняла, что в них не было ничего. Его глаза были мертвы и бездушны.

- Я не прав, Лена? – негромко спросил он с такой угрозой, что атмосфера в комнате изменилась. Отец нашел свою мишень.

Но по какой-то странной причине я не испугалась. Он ошибался на счет продажи моей сестры. Он не должен продавать даже медвежат после того, как застрелит их мать. Я открыла рот, чтобы сказать ему это, но под столом Николай схватил мою руку и так сильно сжал, что я чуть не вскрикнула.

- Да, да, ты прав, – неожиданно вмешалась мама. Ее голос был высоким и дрожал.

Отец отвернулся от меня и посмотрел на нее. Она выглядела маленькой и сгорбленной - недостойный противник убийцы медведей, но ужасная напряженность была разрушена. Вдруг на его лице появилась ухмылка, и он шутливо погрозил ей пальцем.

- Ты знаешь, что твоя дочь необъезженная лошадка, не так ли?

- Она еще маленькая. Она научится, – поспешила ответить мама. Ее голос был тверже, чем я когда-либо слышала.

- Ей бы следовало. Необъезженные лошади бесполезны для своих владельцев.

Моя мама сделала необычную вещь. Она удерживала зрительный контакт с ним, в то время как у него был неопределенный настрой. Возможно потому, что она была слаба и позволила продать Анастасию,, тем вечером она посчитала необходимым не сдаваться и защитить меня от гнева отца.

*****

Мы все уже были под одеялами, когда я проснулась от каких-то звуков у входной двери. Я перепрыгнула через спящих сестер и, выглянув в окно, увидела то, что буду помнить всю свою жизнь. В лунном свете мама обнаженная убегала от дома. Ее длинные темные волосы были распущены и струились позади нее. Я могла только в недоумении смотреть на ее призрачное белое тело. Отец бежал за ней и схватил ее. Громко рыдая, она свернулась в клубок в его руках.

Осторожно, с огромной нежностью, он поднял ее на руки и понес в дом. Я никогда не пойму сцену, свидетелем которой стала. Даже сейчас воспоминания заставляют чувствовать вину, будто я видела то, что не должна была. Что-то личное, что моя мама не хотела, чтобы я видела. Я всегда знала, что она любила моего отца. Даже после всего, что он сделал. И даже несмотря на то, что знала: он собирается продать нас всех, одного за другим.