Изувер

— Противоречие, конечно, явное, — согласился Владимир Георгиевич. — Но я вот чего понять не могу: одни свидетели твердят, что он потерял голову от горя, прямо-таки зациклился на этом. А родная сестра… Что-то здесь не то. Где правда? На людях, выходит, одно, а с Ангелиной Карповной — другое. Зачем?

— В том-то и дело, Владимир Георгиевич… Может, Лариса действительно убита отцом? И его отчаяние — симуляция? А Надежду Федоровну и Александра Карповича убил кто-то другой…

— Вот и еще одна версия, — вздохнул Гольст. — Чем больше я думаю о Ветровых, тем тверже убеждаюсь: как все-таки поверхностно судят окружающие о людях.. Внешняя сторона, так сказать, фасад иной раз совершенно не соответствует сути.

— Это точно, — согласился Ворожищев. — Например, Надежда Федоровна распиналась перед знакомыми, соседями и сослуживцами, какие у нее замечательные дети! Прямо-таки лучше на свете не сыскать. А сама признавалась матери: Борис растет черствым, неблагодарным. Эгоист. Да и с Ларисой не могла найти общего языка. Жаловалась: еще совсем, мол, соплячка, а мать ни в грош не ставит…

— Надежда Федоровна не говорила с родственниками насчет амурных похождений Бориса?

— Говорила… Пыталась якобы повлиять на сына, образумить. Но Борис категорически заявил: он уже взрослый и воспитывать его поздно… Между прочим, Ветрова считала, что цинизм Бориса — от ранней связи с женщинами.

— Цинизм? Так и выразилась? — переспросил Гольст.

— Да, Надежда Федоровна произнесла именно это слово. Еще удивлялась, почему Борис так меркантилен. Точнее, она называла его крохобором.

— Уж ей-то не знать, откуда весь этот набор, — усмехнулся Владимир Георгиевич. — Плоды воспитания родителей. Горькие плоды, — он помолчал. — Ну ладно, давайте вернемся к вопросу:

убийство ли это? Вопрос наиглавнейший. Жаль, конечно, упущено много времени. Но кое-что все же у нас есть…

И Гольст, и Ворожищев отлично понимали, какая это была помеха для следствия — упущенное время. Тускнеют отдельные факты, исчезают вещественные доказательства, в памяти свидетелей стираются или искажаются детали происшествия.

Повторный осмотр дачи ничето не дал. Комната, в которой погибли Александр Карпович и Надежда Федоровна, не раз уже была прибрана, вымыта, и какие-либо следы, которые как-то помогли бы следствию, отыскать было чрезвычайно трудно. Но оставался протокол осмотра места происшествия и фотоснимки, сделанные оперативной группой, прибывшей в Быстрину утром первого сентября. Они и явились объектом тщательного изучения. Следователи возвращались к ним еще и еще раз.

— Я вот думаю, — заметил Гольст, просматривая листы дела с фотографиями погибших, — могли человек остаться в такой позе после выстрела в себя?

— Мне самому не дают покоя снимки, — признался Ворожищев, разглядывая страшные документы, запечатлевшие трагедию. — Что-то здесь не вяжется с самоубийством.

— Смотрите, лежит на спине, руки вытянуты вдоль тела, — Гольст листом бумаги прикрыл на фотографии голову погибшего. — Полная расслабленность, спокойствие. Словно спит человек. Если бы он стрелял в себя сам, то наверняка после отдачи ружья руки у него были бы откинуты в стороны, туловище несколько развернуто, что ли… В общем, тело лежало бы по-другому.

— Может, положение трупа изменили? — высказал предположение Ворожищев.

— Все свидетели, начиная от Бориса и Ольги и кончая соседями, которые прибежали на выстрелы, говорят, что никто ничего не трогал.

— А убийца не мог?

— Зачем? — в свою очередь спросил Гольст.

— Ну, чтобы инсценировать самоубийство…

— Но, откуда убийце знать, как должен лежать самоубийца. Это во-первых. Во-вторых, в комнате было темно.

Вернее, она чуть освещалась фонарем с улицы. В-третьих, Ветров был укрыт одеялом.

Гольст нашел в деле нужное место — показания Бориса. По его словам, когда он вбежал в комнату, то стащил с отца одеяло, пытаясь разглядеть ранения. Ружье при этом упало на пол.

— Опять же ружье, — развивал мысль Гольст. — Могло оно остаться на кровати, если бы Александр Карпович стрелял в себя сам?

— Хотите сказать, что в силу отдачи оно должно было упасть на пол? — уточнил Ворожищев.

— Скорее всего. Хотя утверждать это категорически трудно. Надо, помоему, выслушать мнение баллистов.

— Несомненно, — согласился Ворожищев. — Не понимаю, почему этого не сделал следователь, который первым вел дело.

— Мы должны точно знать, — продолжал Гольст, — под каким углом был произведен выстрел в Ветрова и где должно было оказаться ружье в результате отдачи.

— Да, да, баллистическая экспертиза необходима, — заключил Ворожищев. — Это поможет прояснить ситуацию.

Проведение посмертной психиатрической экспертизы — дело весьма хлопотное и трудное. Психическое заболевание не оставляет явных следов на теле, подобных шрамам, рубцам, изменениям внутренних органов. Если умерший не состоял при жизни на учете в психиатрической больнице, то очень непросто установить, нормальный он был или нет. Для этого требуется выяснить, как он вел себя в кругу родных, знакомых, сослуживцев. А это значит — опросить множество людей.

Но и тогда истину установить сложно: