Извек

Не сказав больше ни слова, двинулся к двери. Оглянувшись на удрученных ратников, поклонился.

— Благодарень за угощение! Пора мне.

Когда садился на коня, Рагнар вынес берестяной скрутень с дорожным перекусом. Деловито сунув пищу в седельную суму, хлопнул Ворона по крупу.

— Лети, птица. Да хвост береги и свой, и хозяйский.

Конь запнулся, осмысливая сказанное, но подгоняемый жизнерадостным хохотом Рагнара, деловито двинулся со двора. Вслед донёсся прощальный скрежет воротины и грохот тяжёлого засова. Ближе к вечеру окоём начало застилать серой мглой. Свинцовые тучи медленно наползали на небосклон и вскоре равнодушно поглотили белую монету солнца. Вечер обозначился ранними мышиными сумерками. Помня давешние косички, Извек подозрительно осматривалсяя, но всё-таки решил остановиться в знакомом месте. Ворон, поспешно напившись, подсеменил к костру и, едва не свалив жерди подпорок, примостился между Сотником и навесом. Пока хозяин ужинал, конь бдительно топорщил уши, всем видом показывая, что теперь до утра будет настороже.

Вопреки опасениям ночь не принёсла неожиданностей и конская грива осталась нетронутой. Наскоро перекусив, Сотник заторопился в Киев. От вчерашних туч не осталось и следа. Ярило блистал во всей красе и Ворон припустил размашистым намётом, рассекая широкой грудью тугой утренний воздух. Придорожная трава щедро брызгала летучими букашками и мелкими птахами. Вот-вот впереди должна была показаться деревня, от которой до Киева рукой подать.

Ворон перебился на лёгкую рысцу. На изгибе дороги сопнул, вытянул голову, пошёл медленней. Извек тоже заметил в разливах высокой травы грязно-белый сполох. Свернув туда, различил, что пятно двинулось. Однако конный пешему не чета, и скоро Ворон уже выпереживал паренька в рванной, забрызганной красным, рубахе. Тот, измотанный погоней, с ужасом оглядывался на дружинника но всё бежал, спотыкаясь, покуда не запалился и не упал, хватая ртом воздух. Сотник осадил коня, воротился, в недоумении остановился над упавшим. Где это видано, чтобы народ, словно тать, от княжьих ратников бегал. Свесившись с седла присмотрелся к беглецу.

— Ты что сорвался то? Может белены объелся? А подрал тебя кто?

Парубок всё сипел, облизывая пересохшие губы, на всадника поглядывал со страхом и ненавистью. Извек подождал, слазил в перемётную суму, бросил отроку флягу. Тот жадно хлебнул, плеснул воды в ладонь, вытер чумазое лицо. Оглянулся на дорогу, по которой ехал Извек, что-то смекнул и заметно успокоился.

— Так ты… не из Путятинских псов будешь?

— Не из них, — согласился Сотник. — А что приключилось-то?

— Крещение у нас было. — буркнул паренек, возвращая флягу.

— Крещение? — не понял Извек. — А почему не кольцевание? Может и одёжка целее была бы?

Парубок насупился неуместной шутке. Оглянувшись в сторону деревни, ещё раз вытер лицо и исподлобья глянул на Сотника.

— Кольца новому богу ни к чему. Он с крестом пришёл, вот и было крещение! Езжай, сам увидишь. — закончил паренёк и, устало поднявшись, двинулся к лесу.

— Погодь! — окликнул Извек, но отрок только отмахнулся.

— Езжай, сам всё увидишь!

Дружинник развернул коня. С неприятным холодком в сердце вспомнил про затею Владимира, о которой последнее время всё чаще говорили в Киеве. Ворон вдруг тихо и тоскливо ржанул, топорща ноздри встречному ветру. Впереди за деревьями мелькнуло серебро речушки. Чуть левее обозначились крайние дома. Извек оглянулся на парнишку, чья фигурка уже скрывалась за листвой, и вновь вгляделся вперёд. Дивясь, что солнце на полдень, а у домов не видно ни души, привстал в стременах и двинулся взглядом от домов к реке. Берег показался странно кочкастым, хотя Сотник чётко помнил ровную пологую полосу песка. Направив коня к берегу, различил белые пятна, будто вдоль воды сыпанули снегом. Подъехав ближе, понял, что за снег лежит у кромки воды. Сотник не верил своим глазам: вдоль всей веси видел залитый кровью берег и горы неубранных трупов, над которыми уже собирались тучи жирных ленивых мух.

Ворон, сверкая белками глаз, упирался и норовил отойти подальше, но рука хозяина заставляла идти мимо наваленных в беспорядке тел. Все как один в белых рубахах: мужи, старики, дети, жёны. Потемневшие брызги и разводы поглотили краски яркого узорочья. А там где полотно сохранилось белым, вышивка словно вытекала прямо из кровавых пятен. Никто не вооружён, одеты как на праздник или… на смерть. Вокруг, на песке, только следы киевских подков.

Миновав последнего убитого, Извек двинулся от реки. В опустевшей веси пустил коня медленным шагом, надеясь встретить хоть одну живую душу. Мрачно вслушивался в жуткую тишину, пока краем глаза не уловил движенье. Спешился, набросил повод на дощатую ограду и беззвучно протиснулся в узкий пролом. Прокравшись вдоль частого плетня, прильнул к прорехе и затих. Взору предстала мерзкая картина.