По улице действительно, вперевалочку двигался кряжистый мужичище, заросший седеющей бородой. В отличие от смешливого Макухи, глубоко посаженные глаза смотрели строго, придирчиво. Пояс оттягивал большой охотничий нож, шею — шнур с когтями медведей, волчьими и кабаньими клыками. Сотник спрыгнул с седла, подождал пока тот подойдёт, протянул руку.
— Исполать почтенному Рощаку.
Ладонь Извека стиснуло толстыми, как древко копья, пальцами. Великан задержал рукопожатье, испытующе посмотрел в глаза дружиннику, кивнул.
— И тебе, ратник, блага! Какими заботами пожаловал?
— Коня хотел напоить, — попросту ответил Сотник. — Да коё-чего съестного в дорогу купить.
— Эт запросто, — вмешался Макуха. — Да, дядька? А то кабы добрый молодец не отощал, да ушастика своего не слопал.
Рощак угрюмо глянул на шутника, отрицательно покачал головой.
— Не выйдет!
— Как не выйдет? — не понял весельчак. — Не гневи богов!
— Не выйдет! — упрямо повторил Рощак, глядя на уши Ворона. — Коня напоить можно, а съестного продавать не будем! Так дадим.
Он хлопнул коня по шее и, развернувшись, сухо бросил через плёчо:
— Веди к Светозару, сажайте за стол, я скоро буду.
Сотник скосился на Макуху. Тот подмигнул, указал дружиннику на широкую избу.
— Вот так и живём. Я по-своему шуткую, он по-своему. Только если сказал, что не продаст, значит не продаст, придётся так брать. А нам вон туда. Нынче Светозар на охоту идёт, после обряда снеди немеряно осталось. Там и отобедаем.
Подходя к дому, увидели хозяина. Светозар сидел на крыльце, с любовью наводил лезвие рогатины. Длинное, шириной в ладонь остриё и без того горело на солнце, хоть сейчас брейся, но он всё выглаживал режущие кромки. Сотника встретил открытой улыбкой. Отставил орудие в сторону, отступил, пропуская гостя в дом.
— Давненько к нам никто не заезжал.
— Ага, поддакнул Макуха, да и сами дальше леса редко выбираемся. Нам и тут гоже. Хотя, третьего дня вернулись с Торжища. Слыхали, что в Киеве перемены.
Сотник только неопределённо кивнул в ответ, а Макуха весело переглянулся с охотником и снова показал ровные зубы.
— Ступай, ступай, конём есть кому заняться.
Светозар обернулся на двор, резко свистнул. Из конюшни, пристроенной между домами, выскочили двое юнцов. Уловив жест охотника припустили к Ворону. Уже в дверях до слуха Сотника донеслось краткое распоряжение:
— Снимите узду, напоите и поставьте к полным яслям.
В горнице, как и было обещано, ждал накрытый стол. У входа, на скобе для защепа лучин, пузатился собранный заплечный мешок. За ним желтел поживший ремень отягощённый большими ножнами. В углу, как водится, невысокая лавка с бадейкой, позеленевший медный рукомойник и расшитый петухами рядень.
Пока мыли руки, Макуха всё пошучивал, про Торжище. Пересказывал слышанные от торговцев прибаутки, хвалился удачным наваром со шкур. Радовался выгодной закупке припасов для селян. Когда же сели за стол и наполнили кружки, наконец умолк, охотно принялся за еду. Вскоре появился Рощак. Постановив на стол три кувшина, присоединился к сидящим. К еде не притронулся, лишь плеснул себе сурьи и неспешно отпив, обратил взор на гостя.
— Что слыхать в Киеве? Чем дышит великий град.
Сотник дожевал, отложил куропаточью грудку, облокотился локтями на стол.
— Ныне, не главное чем и кто дышит, тем паче в Киеве. В дне пути отсюда, степняков видел. Видать где-то на границах снова стая гуртуется. Как бы к вам не пожаловали.
Сотник замолчал, возвращаясь к грудке. Рощак двинул бородищей, с сомнением склонил голову на бок.
— К нам, думаю, не станут. У нас глушь, все дороги в стороне: там и весей поболе, и пожива богаче. А тут и слепой узрит, что брать нечего. Полей вокруг не видать. Запасы все в лесу, там и главные огороды устроили. Самый глупый степняк поймёт, что зерна не растим, живём охотой. К таким заезжать — только лишние хлопоты.
Сотник увидел, как остальные согласно закивали, пожал плечами.
— Хорошо, если так. Однако этих привёл Радман, сын Кури. А ему голова в деле не помеха, кровь ради куражу льёт.
Рощак вскинул брови.
— Не того ли Кури, что Святослава извёл?
— Того. — мрачно подтвердил Извек и заметил, как ручища великана погладила белеющий в бороде шрам.
— Это семя действительно злое. — зло проронил Рощак и надолго замолчал.
Увидав, что разбудил в старом воине горькие воспоминания, Извек поспешил поблагодарить хозяев и спешно засобирался. Рощак поднялся, в глазах всё горели отсветы сражений под началом Неистового. Одним махом осушив кружку, утёр мокрые усы и указал рукой на край стола.
— Решай сам, что с собой взять. Можешь мёду стоялого, можешь новой сурицы. Ежели хочешь — есть кувшин заморского. Давеча с Торжища две штуки привезли. Один почали, да никому по душе не пришлось. Наши такого не пьют. У нас жалуют позабористей, с горчинкой, со звоном, да чтоб в нос молотом шибало! Так что ежели избавишь от заморского, то только рады будем, что хоть кому-то пригодилось.
— Гоже! — рассмеялся Сотник. — Не киснуть же добру.
— Вот и договорились, — весело заключил Макуха, заворачивая в бересту куски мяса чуть прихваченные обрядовым огнём.