Извек

Наклонив кучерявую голову, хлопец упёр щетинистый подбородок в мощную грудь и приближался, не замечая ничего вокруг. От нечего делать цеплял носками сапог шишки и распинывал их по кустам. Не пропускал и мухоморы. Разваливал в труху красные в пупырышках шапки, какое-то время стоял, тупо глядя на россыпь грибных ошмётков, и шёл дальше. Погружённый в себя, что-то бормотал, гулко и неразборчиво.

Извек остановил коня, подождал. Наконец, когда кучерявая макушка грозила боднуть коня в морду, Сотник привстал в стременах, кашлянул:

— Здрав будь, паря! О чём сетуешь? Может помочь чем?

Кучерявый вскинул голову, едва не зацепив конские ноздри. Ворон с храпом отшатнулся, увидав разбитую морду хлопца. Сотник присвистнул: глаз хлопца задавлен фиолетовым мешком, чёрные лепёшки губ перекосились и не давали рту полностью закрыться. На распухших скулах по две-три засохших ссадины. Ворон качнулся от стукнувшего в нос перегара.

Парень медленно выбрался из глубоких дум. Покрасневшие, без тени испуга, глаза съехали с лошадиной морды, отыскали лицо всадника.

— Здорово, коль не шутишь! — проговорил он, пытаясь улыбнуться. — А то намедни… тоже начали за здравие… и наздоровались…

Кучерявый сморщился и слизнул выступившую на губе капельку крови.

— Да нет, не шучу, — серьёзно произнёс Сотник. — Мне шутить недосуг, я по делу еду.

— И мне сейчас не до них, — не расслышал парень. — Хотя и без дела иду.

Он отступил в сторону, освобождая дорогу, но всадник снова заговорил.

— Не подскажешь, далеко ли ещё до Вышень-града?

— До Вышеня? Не, не далече. Шагом пойдешь — скоро доберёшься, а поскачешь — ещё раньше будешь.

Молодец отвернулся, но голос дружинника снова не дал погрузиться в истребление мухоморов.

— А далеко ли оттуда до Гиблых Проплешин?

Кучерявый поднял красные, как у вурдалака, глаза.

— Эт те мимо надоть, через город не попадешь. Везде разъезды. Ни туда, ни оттуда не пущають. На проплешинах, последнее время нечисть разгулялась. А тебе-то туда зачем? — Парень подозрительно пробежал взглядом по всаднику, ремням упряжи, коню, задержался на копытах. Убедившись, что дыма из под ног не видно, расслабился, махнул рукой со сбитыми костяшками.

— Хотя мне без разницы. Из лесу выйдешь — по левую руку, ближе к окоёму, увидишь курган. Объедешь справа. За ним начинается овраг и через полторы тыщи шагов распадается на пять пальцев. Поедешь по безымянному. Он и выведет на край Проплешин, аккурат там, где дорога. Только ночью не суйся, пережди в овраге у ручья, а утречком по туману и поедешь. Коли повезёт, то стражи не будет, она обычно подале стоит.

Сотник кивнул.

— Добро, так и сделаю, благодарень за совет!

— Не благодари раньше времени, может на смерть едешь.

— Ну тогда может выпьешь за моё здоровье? — предложил Извек, доставая Кощееву баклагу.

Парень открыл рот, глаза ожили.

— Выпью! Это я всегда готов, особливо за здоровье.

Он ловко поймал флягу, рванул пробку и запрокинул голову. Кадык запрыгал. Вино, направляемое опытной рукой, булькало в глотку не теряя по дороге ни капли.

— Гожо-о! — выдохнул кучерявый. Чуть отдышавшись, вопросительно показал всаднику пробку, тот кивнул:

— Пей-пей там ещё много.

Парень восхищенно глянул на щедрого незнакомца, приложился повторно. Оторвавшись от баклаги, закупорил и с сожалением отдал владельцу.

— Благодарствуйте, дядько! Ожил! Слава богам, теперь живее всех живых…

— Ну, бывай! — Извек спрятал вино в суму, тронул коня.

— Эй! Погодь чуток! — донеслось сзади. — Возьми меня с собой, вдруг пригожусь. Дорогу подскажу. Мне в наших краях каждый бугорок знаком. Лучше всех ведаю, как и куда пробраться. Возьми! А то жуть как надоело дома сидеть. Одни и те же морды, одно и то же пойло, одно и то же веселье…

— Ну пойдём, коли так, — согласился Извек. Конь без понуканий продолжил путь, а битый детина скакнул от радости и зашагал рядом.

— Будем знакомы, меня Микишкой кличут, по прозвищу Резан, — он гордо хмыкнул. — Это потому, что больше резана с собой никогда не ношу. Всё остальное на месте выигрываю, в корчме ли, на базаре, или на привале, когда в походе. Только мы давно в походах не были. Как при Святославе к Киеву пристали, так и стережем землю с этой стороны. Теперь вот нечисть расплодилась, её удерживаем. Вот. А тебя как рекут?

— С рождения Извеком звали, а по прозвищу… по прозвищу Сотником кличут.

— Никак войском командовал? — воскликнул Микишка с уважением.

— Да нет, какой из меня воевода.

— Странная кличка!

— Обыкновенная, — Извек вздохнул. — Как-то на реке Смородине, через мосток ехал, а навстречу — сотня, или около того, степняков. Мосток узкий, не разъехаться. А я, если честно, с ночи ещё не просох, как тут уступишь.

Ну, коня назад отослал, он-то трезвый, а сам встал посередь… и, всю ту сотню во хмелю и… того. А они, оказалось, к князю наниматься ехали. Те, кто с берега видел, кричали, да я занят был. С тех пор и прозвали Сотником. А коня Вороном звать. Умный, спасу нет, с полуслова всё понимает.

Жеребец гордо вскинул голову, уши поставил торчком, хвост коромыслом. Резан похлопал глазами, восхищённо протянул.

— Ну ты силён!