Извек

Покончив с вьюнами, Извек вылил в кружку остатки пива и откинулся спиной к стене. Охранники, не глядя на него, тихо переговаривались, но Сотник нутром чуял, что привлёк внимание. Наконец, один из дружинников поставил кружку на стол, как бы невзначай опустил руку на ножны и направился к Извеку. Тот не показал, что заметил, всё так же из—под прикрытых век, глядел на рыбные хребты и, лишь когда соседняя лавка грумкнула по полу, перевёл взгляд на подошедшего. Дружинник ненавязчиво, но профессионально обцапал глазами с головы до ног, лицо держал приветливым и простоватым.

— Исполать, почтенный, давно ли на торжище? Откуда и какими судьбами пожаловал? Не земляк ли, случаем, будешь?

— Ну, ежели ты из Киева, то может и земляк.

— Из Киева? — переспросил охранник. — Да нет, мы из других мест. Однако, как там, в светлопрестольном?

Сотник так же мельком оглядел говорившего. Дружинник как дружинник, по лицу не прочтёшь любопытный или любознательный. Пожав плечами ответил безразличным голосом:

— В светлопрестольном? Да всё по—прежнему. В кабаках пляшут, в подворотнях режут. То во славу Яхве, то по воле Аллаха, то во имя Христа.

Охранник покачал головой, помолчал, кивнул.

— Значит так же, как везде: зело весело живём, брагу пьём, да морды бьём.

— Как то так. — подтвердил Сотник

По тому, как охранник не среагировал на заветное слово, понял, что это обычная проверка. Резко меняя манеру ответа, зевнул.

— В Киеве, слава Перуну, всё по—старому. Точнее по—новому, как крещением заведено. Князь жив здоров. Град всё растёт. Жидов всё больше и они всё толще.

Дружинник пощипал ус, прищурился и заговорщически поинтересовался:

— А что, правду толмачат, что княжеский волхв опять в леса подался?

Извек улыбнулся хитрому проверочному вопросу.

— Белоян—то? Брешут! Эта морда и носу из детинца не кажет. Его и при дворе неплохо кормят. Так что не рубись, не лазутчик я!

Он выудил из—за пазухи шнурок с кружком толстой бычьей кожи и выжженной на нём новой буквицей. Охранник вылупился на знак княжьего посыльного, почтительно склонил голову и, вернувшись за свой стол, произнёс несколько слов. Дружинники быстро посмотрели в сторону Извека, запоминали внешность человека из Киева. Коли понадобится, помогут без промедления. Знамо дело — птица важная, от самого князя.

Посидев ещё немного, Сотник поднялся, поправил перевязь, сыто потянулся. Откуда ни возьмись, вышмыгнул хозяйский мальчишка, сгрёб в корзину посуду, свободной рукой прихватил кувшин и, на ходу, предупредительно бросил:

— Ежели приспичит чё, то от выхода налево, между заборчиком и домом, шагов двадцать, а там увидишь.

— Добро. — откликнулся Извек с улыбкой. — Обязательно загляну, ежели там тоже наливают.

Пацан, снисходительно глянул на непонятливого гостя.

— Там, дядечка, отливают… и откладывают. — назидательно пояснил он, но заметив весёлые искорки в светлых глазах гостя, гыкнул шутке и заторопился к другому столу.

Улица встретила Сотника ярким солнечным светом и непрекращающимся шумом. Извек неторопливо двинулся сквозь знакомую суету. Предстояло найти шёлковые ряды и гулять по ним, пока не подойдёт один из охранников цареградского торгового обоза. Однако найти что—либо на торжище, без подсказа, не легко. Ряды сменялись рядами, чужие товары — своими, родные лица — коричневыми, жёлтыми, красными физиономиями. За рядами гончаров, со всевозможными плошками, крынками, горшками и кувшинами, потянулись ряды шорников и сапожников, за ними — ковали и оружейники со своим звенящим товаром, за ними — ромейские купцы с маслами и благовониями, тут же ряд бортников благоухал сладкими ароматами и гудел крыльями ос и пчёл. В просветах между рядами виднелись загоны и клети с живностью. Народ придирчиво выбирал лошадей, хряков, коров, овец и птицу. Рядом с медами расположились привозные сладости и пряности. Торговали смуглые цепкоглазые люди, самозабвенно торгующиеся за каждую щепоть товара. Этих Извек никогда не мог понять: платишь названную спервоначала цену — обижаются, забирают деньги, отвешивают товар и смотрят как на кровного врага. Однако стоит начать торговаться, размахивать руками, уговаривать, грозить, что пойдёшь к другим, где подешевле — сразу становишься уважаемым человеком. Почтение продавцов льёт через край, товар показывается со всех сторон, надламывается для пробы, да сопровождается рассказом с каким трудом выращен, собран, приготовлен и привезён сквозь жуткие опасности росских земель. После бесед цена падает на треть, а то и в половину, а покупатель уходит, провожаемый счастливыми, гордыми и почти братскими взглядами. Мол, уважил, выслушал и согласился, что хозяин достойный человек.

То тут, то там мелькали могучие фигуры поил. Широкоплечие молодцы двигались меж рядов с запотелыми бочонками за спиной. Любому желающему тут же вручался один из подвешенных к поясу берестяных ковшей, бочонок взгромождался поиле на руку и, в ковш плескала ядрёная влага. Питьё же хранило студёность глубоких погребов, где с зимы запасались несчётные глыбы льда.