Изверги-кровососы

Одежда подпрыгивала, играла и ныряла друг за дружкой, как стая текстильных дельфинов. Джоди сидела на складном столике напротив сушилки, смотрела представление и думала об императорском предостережении. Он сказал: «Мне думается, молодой женщине небезопасно гулять по улицам ночью одной». Не поспоришь. Не так давно она сама пришла бы в ужас лишь от мысли оказаться ночью в Вырезке. Она и днем-то туда не заглядывала, насколько ей помнилось. И куда девался тот страх? Что стало с ней, если теперь она может один на один встретиться с вампиром, откусить ему пальцы, затащить по лестнице труп в квартиру, сунуть его под кровать и при этом даже глазом не моргнуть? Где страх и отвращение? Не то чтобы их ей не хватало, просто интересно, что с ними стало.

Нельзя сказать, что она совсем уж бесстрашна. Она боится дневного света, боится, что ее найдет полиция, что ее отвергнет и бросит Томми. У нее страхи и новые, и давно знакомые, но вот в темноте ее сейчас не пугает ничего — и в будущем не пугает, даже старый вампир ей не страшен, а теперь, отведав его крови, Джоди знала, что он стар, очень стар. Она считала его врагом, и ум подбирал стратегии, какими его можно разгромить, но теперь она его уже не боялась. Ей было любопытно, но не страшно.

Сушилка остановилась — текстильные дельфины занырнули в глубину и умерли, словно в сетях тунцелова. Джоди соскочила со стола, открыла дверцу пощупать, все ли высохло, — и тут услышала с улицы шаги. Она повернулась: в прачечную заходил тот черный дылда, которого она загнала в парадное. За ним шли двое помельче. На всех серебристые ветровки «Лос-анджелесских рейдеров», высокие кроссовки и злобные ухмылки.

Джоди отвернулась к сушилке и принялась запихивать белье в мусорный мешок. При этом думая: «А ведь надо все складывать».

— Ё, сучка, — сказал дылда.

Джоди посмотрела в глубину прачечной. Единственный выход отсюда — через переднюю дверь, а она за спинами у этой троицы. Джоди повернулась к ним.

— Что это у вас с «Рейдерами»? — улыбнувшись, спросила она. Нёбо ее напряглось — то вылезали клыки.

Троица разделилась, обходя складной столик, — окружить ее. В другой жизни для Джоди бы не было кошмара хуже. Но в нынешней она просто улыбнулась, когда двое схватили ее сзади за руки.

На виске дылды она заметила каплю пота — он приближался с вытянутой рукой, чтобы разорвать на ней блузку. Свою правую она вырвала у его помощника и перехватила запястье дылды, когда капля пота оторвалась от виска. Руку дылде она сломала одним движением — кожу и мышцы ему прорвали кости, а она метнула его головой вперед в стеклянную дверцу сушилки. Из-за своего плеча она за волосы выхватила одного фаната «Рейдеров» и вмазала его лицом в пол, затем вихрем развернулась к последнему и пихнула его спиной на край столика. Позвоночник у него над копчиком хрустнул, и он кубарем покатился к батарее стиральных машин. Капля пота упала на пол рядом с расплющенным лицом второго нападавшего.

Под гул флуоресцентных ламп и стоны парня с перебитой спиной Джоди загрузила остальную стирку в мешок. И подумала: «Пока до дому донесу, там одни складки и морщины останутся. В следующий раз стирать будет Томми».

Подойдя к двери, она провела языком по зубам и с облегчением убедилась, что клыки уползли внутрь. Через плечо Джоди оглянулась на побоище и крикнула:

— «Сорок-блядь-девятники»!

Человек с перебитой спиной лишь простонал ей в ответ.

ГЛАВА 19 Деликатное состояние Джоди

Первые несколько недель Томми было неуютно жить с мертвым мужиком в морозилке, но через некоторое время мертвый мужик стал просто предметом мебели — заиндевелое лицо к каждому замороженному обеду. Томми назвал его Пири, в честь другого исследователя Арктики.[23]

Днем, когда возвращался с работы и до того, как забраться к Джоди в постель, Томми бродил по студии и беседовал — поначалу сам с собой, а затем, когда привык к этой мысли, — с Пири.

— Знаешь, Пири, — сказал как-то утром Томми, отстучав на машинке две страницы рассказа, — я не очень могу обрести в этом рассказе собственный голос. Когда я пишу о маленькой девочке с фермы где-то в Джорджии, как она босиком идет в школу по проселку, звучит, как Харпер Ли, но стоит заговорить о ее несчастном отце, несправедливо приговоренном к каторжным работам за то, что украл кусок хлеба для семьи, начинается какой-то Марк Твен. Но вот девочка вырастает и становится крестным отцом мафии — и я впадаю в какую-то сиднейщину, коллинзовщину и кранцовщину.[24] Что мне делать?

Пири, надежно упрятанный под крышку, с погашенным светом, не ответил.

— И как мне прикажешь сосредоточиться на литературе, если я из-за Джоди читаю только книжки про вампиров? Она не понимает, что писатель — существо особое, я не такой, как все прочие. Я не говорю, что лучше других, — просто, наверное, чувствительней. И ты заметил, что она никогда не ходит в магазин? Что она делает целыми ночами, когда я на работе?